Чаша гнева - Дмитрий Казаков

Гаусельм не осмелился возражать. Сердце монаха охватывал глубочайший страх. Впервые в жизни он соприкоснулся с чем-то, что не мог объяснить Божественным или демонским вмешательством.

Конечно он слышал о Святой Чаше, но никогда не думал, что столкнется с ней!

Робер шел вперед с закрытыми глазами. Опущенные веки не мешали видеть. Ярко горела впереди Чаша, тусклым хрусталем светилось за спиной сердце трубадура, окутанное серыми покровами испуга, по сторонам, запертые в своих камерах, метались узники епископа. Их души полнила чернота отчаяния вперемешку с алым пламенем гнева.

Дверь распахнулась в тот самый момент, когда Робер достиг ведущей к ней лестницы. Стоящие у нее стражники услышали вопли и решили проверить, чем они вызваны.

Чтобы тут же погибнуть в огне.

Они не успели даже вскрикнуть, не смогли удивиться. Вставшее вокруг пламя отняло их жизнь так же быстро и легко, как отряд озверевших наемников – невинность у попавшейся им в руки монахини.

Робер видел, как отлетели прочь души.

Он шел, не ощущая жара, и пылавшее в сердце наитие подсказывало, куда повернуть. Еще дважды вставали на пути воины епископа, и оба раза погибали, не успев даже поднять оружие.

За спиной скулил от ужаса монах.

По донжону широкими кругами распространялась паника. Слышались крики, звон и какой-то грохот. Кое-где пламя нашло во что вцепиться, и по коридорам поползла пелена серого дыма.

Когда Робер и его спутник оказались во дворе замка, суетой тот напоминал потревоженный пчелиный рой. Скрипел ворот колодца, в полумраке сгущающегося вечера носились ополоумевшие слуги с ведрами, из недр донжона поднимались тонкие серые струйки.

– Вон они! – завопил кто-то зоркий и бдительный из бойницы второго этажа. – Пленники убегают! Стреляйте!

Робер взмахнул Чашей, и кольцо пламени, расширяясь, ударило во все стороны. В нем без следа сгорели стрелы, посланных стоящими на стенах арбалетчиками, которые, несмотря на пожар, не покинули своих постов. Несколько человек упали, обожженные.

– Колдуны! – крикнул тот же голос, но теперь в нем звучал страх. – Слуги дьявола!

Точно вознамерившись подтвердить сказанное, Робер наклонил Чашу вперед, и поток пламени потек к воротам. Те, сколоченные из плохо горящего прочнейшего дерева, окованные толстыми полосами металла, занялись в один миг, словно их долго пропитывали смолой.

– Стреляйте, и да направит Господь вашу руку! – на этот раз командовал, судя по голосу, сам епископ, и залп вышел куда более дружным. Но все стрелы канули в окутавшее беглецов пламенное облако, древки сгорели в полете, а наконечники каплями расплавленного металла упали на землю.

Руки опустились даже у самых метких стрелков.

Ворота рухнули с грохотом. Одна из подпирающих их с боков башен слегка накренилось – не выдержавший бешеного жара камень пошел трещинами. С верхней площадки ее с воплем вывалился воин.

С мокрым шмяканьем его тело ударилось о землю.

– Еще выстрелите – я сожгу весь замок! – крикнул Робер, поднимая пылающую Чашу повыше.

В полной тишине, нарушаемой лишь треском огня, он перешагнул через догорающие остатки ворот. Гаусельм перепрыгнул их, подобрав ризу, и вприпрыжку понесся вниз по склону.

Замок Лезу остался за спиной. Судя по возобновившимся крикам, там вновь взялись за борьбу с огнем.

Робер опустил Чашу и прибавил шагу. И в это самый момент что-то свистнуло, и Файдит с коротким всхлипом упал. Из его спины торчала короткая арбалетная стрела. Арбалетчик явно выпустил ее наудачу, от досады разрядив оружие вслед беглецам.

– Эх, трубадур, трубадур, – проговорил с печалью Робер, присаживаясь около тела. Болт вонзился точно под левую лопатку, остановив биение сердца. – Пусть Господь примет твою душу!

Более ничего он сделать для своего спутника не мог. Оставаться вблизи замка было опасно. Несмотря на сгущающуюся тьму, арбалетчики со стен Лезу могли еще попасть в беглеца, а пользоваться Чашей рыцарь более не хотел, ощущая, что скоро сгорит сам.

Поднявшись на ноги, Робер зашагал на юг. Размышления о том, как он доберется до Святой Земли, не имея ничего, кроме одежды, он отложил на потом. Главное было – уйти подальше от обиталища епископа-разбойника.

Под сапогами хрустели мелкие камушки. Ночь опускалась на землю, неся с собой прохладу.

12 февраля 1208 г. Овернь, окрестности города Орийяк

Левая нога зацепилась за кочку, и Робер, потеряв равновесие, чуть не упал. Остановился, судорожными вдохами гоняя воздух через горло, и осмотрелся. Почти двое суток он шел, не останавливаясь. Преодолевал кручи и ущелья, спускался по пологим склонам, и брел вдоль неутомимо журчащих ручьев.

Местами горы были непроходимы, и его сильно занесло к западу от первоначального пути на Марсель. Но Робер был этому даже рад, понимая, что здесь его вряд ли будут искать.

В отличие от пути к ближайшему командорству, где беглого рыцаря будут разыскивать особенно тщательно.

Людей он после бегства из замка Лезу не встретил, и это было даже к лучшему. Одинокого путника попытались бы ограбить даже крестьяне, а из оружия у него была лишь Чаша, пускать которую в ход против людей, что поднимать меч на ребенка.

От голода сводило живот, слабость превращала мышцы ног в кашу, глаза закрывались, и только сила Чаши, пылающей на боку слитком раскаленного железа, помогала Роберу продолжать путь. Временами он проваливался в забытье, выныривая из которого, обнаруживал, что все так же переставляет ноги.

Пользуясь силой Чаши, он становился доступен ее разуму. Голос, звучащий не в ушах, а во всем теле, подобно реву пожара, время от времени обрушивался на рыцаря, заставляя его содрогаться.

Чаша пыталась соблазнить человека собственной силой.

Робер сопротивлялся. Его одолевали видения, яркие и живые, объемные и красочные, похожие на то, что он видел, когда Чаша первый раз заговорила с ним, и в то же время – куда более страшные.

Сил на то, чтобы сопротивляться, оставалось все меньше.

Еще несколько дней, и в небеса взлетел бы новый Ангел, несущий в руках Гнев Господень. Вылил бы он свою Чашу на солнце, и вся Европа вскоре стала бы Содомом и Гоморрой. Какой город похвастается тем, что нет в его стенах грешников? Что за монастырь, в котором найдутся семь праведников?

Но то, что Робер видел сейчас, видением не было. Проклятые горы Оверни, в которых он едва не потерял жизнь, закончились. Впереди, простираясь на юг, лежала долина, далеко-далеко сверкала под солнцем река.

Оставалось только спуститься туда.

Сжав зубы, Робер оторвал ногу, которую кто-то, похоже, превратил в камень, затем вторую. Сознание плыло от боли в стертых ступнях, разум мутился, но цель была видна.