Мифы и легенды народов мира. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский

А где же мифы, где поучительные и увлекательные рассказы о том, как возник мир и как появились его небесные владыки, как складывались у них отношения между собой и с людьми?

Каждый, взращенный на образах греческих мифов, в пределах этой книги ощутит себя попавшим не на соседний с Грецией полуостров, а на отдаленный неизведанный материк. Утрачены привычные ориентиры. В Италии не было подобного Олимпу обиталища богов. Не было и нескольких поколений богов, стремившихся его занять. Римско-италийские боги порой даже вообще не имели своих имен и вели себя иначе, чем греческие. Они не вступали друг с другом и прекрасными смертными мужами и девами в брачные связи, и у них не было сыновей – героев, очищающих мир от чудовищ и пользующихся поклонением признательного человечества.

Люди здесь не витали в облаках в поисках связанных с богами тайн. Они хорошо знали, что им нужно от богов. Они выработали свою систему отношений с ними, предусматривающую взаимные обязательства и строгое соблюдение правил. Для того чтобы эту систему понять, нужно изучить рассказы римлян о прошлом своего народа, заменившие им то, что греку давало чтение «Илиады», «Одиссеи», «Теогонии», трагиков и первых историков. В этих повествованиях отразился религиозный менталитет, превративший римлян во владык мира. Римлянин понимал под религией связь человека (и общины) с миром сверхъестественных сил, включая знания об этом мире и о способах, с помощью которых можно было на него повлиять или от него себя обезопасить. Римлянин, попав на Восток, в Сирию или Иудею, при виде людей, бьющих себя в грудь и исступленно что-то выкрикивающих, мог бы принять их за безумцев, не понимающих смысла религии. А смысл этот, по римским понятиям, – строгое исполнение обязанностей по отношению к богам (духам), что позволяло требовать и от них точности, порядочности.

Такая религия вырабатывала черты характера, которые не могли не удивлять соседей римлян – греков: верность слову, точность и в то же время – формализм, отсутствие полета фантазии. Но это не означает, что не было легенд и преданий, а только определяет и объясняет их сухость и художественную неразработанность. При этом следует иметь в виду, что римляне очень неохотно раскрывали свой внутренний мир, испытывая страх перед каждым, кто может воспользоваться их знанием им во вред. Окунемся же в этот мир, в котором боги редкие гости, а героев заменили цари, жрецы, прародители, основатели городов.

Мир этот, как мы убедимся, был широко открыт для внешних влияний и охотно принимал чужих богов и героев, если они готовы были жить по его законам. Одного из них, троянского героя, они объявили своим прародителем. Когда же ими был завоеван мир, они по-хозяйски распорядились со всеми угодными им богами, создав для них в Риме гостиницу-пантеон. И только тогда у них появился свой собственный эпос, написанный по образцу «Илиады» и «Одиссеи», излагающий на высочайшем художественном уровне бредовую политическую фантазию о господстве над миром. Подобно тому как он объявил территории ближних и дальних соседей своими провинциями, он присвоил себе их богов и героев вместе с мифами о них, создав своеобразную империю мифов.

Эта империя в эпоху кризиса империи Римской служила идейной опорой языческой оппозиции к христианству, и именно против нее так яростно выступал Августин Блаженный и другие отцы церкви. Она выстояла. Она пережила и падение императорского Рима, захваченного варварами. К ней обратились уже в эпоху Каролингов, когда римские мифы, наряду с христианскими, были поставлены на службу Священной Римской империи. Но немеркнущим светом она заблистала лишь в XV-XVI веках, в эпоху гуманизма, в творчестве великих поэтов, художников и ваятелей, и с тех пор продолжает служить человечеству, раскрываясь во множестве граней.

Часть первая. Энеида

В пустых морях, где пел когда-то Арион,

Плывет к земле богов торжественный Вергилий.

Жозе Мариа де Эредиа (пер. Г. Шенгели)

…издалека

Перед кончиной грядущее видел Вергилий,

И по дрожанью ему засиявшей звезды

Понял богов, управляющих миром, бессилье

И наступление эры любви возвестил.

Редиард Киплинг ^[1]

В середине II в. до н. э. появился первый написанный на латинском языке прозаический труд, охвативший древнейшую доримскую и раннеримскую историю Италии. Его автор Марк Порций Катон, знаменитый политический деятель и оратор, собрал и изложил легенды и предания не только римлян, но и их соседей, многочисленных племен и народностей Апеннинского полуострова. Если бы этот труд сохранился, мы могли бы говорить о легендах латинян, сабинян, умбров, этрусков, пользуясь исследованием древнего автора. Ныне в нашем распоряжении имеется лишь одно произведение, автор которого использовал сочинение Катона и другие, до нас также не дошедшие труды, касающиеся доримской истории и мифологии. Это «Энеида», поэма в 12 книгах, созданная Вергилием.

Как почти все обитатели завоеванной римлянами Италии, поэт имел три имени – Публий Вергилий Марон. Второе, и главное из них, переводится как «девственный», и оно очень согласовывалось с природной застенчивостью поэта. В зрелые его годы она выразилась в том, что он скрывался от восторженных почитателей, толпами ходивших за ним. Более всего Вергилий должен был гордиться третьим именем – Марон, которому он был обязан своим предкам-этрускам. На их языке оно означает «жрец», и Вергилий сохранил в своем творчестве присущие этрусским жрецам проницательность и пророческую мощь, а вместе с ними и интерес к скрытой от поверхностного взгляда стороне жизни.

Вергилий родился 15 октября 70 г. до н. э. в Мантуе, по его мнению, главном городе колонизованной этрусками Северной Италии. Но величие Мантуи, как и всего этрусского, было в далеком прошлом. Отец Вергилия был простым человеком, добывал пропитание себе, жене и трем сыновьям сначала в гончарной мастерской, а затем на пчельнике. Однако его сын Публий в юности обучался медицине и математике. Рано начав писать стихи, он не пользовался известностью за пределами узкого круга. Разразившаяся в юные годы Вергилия гражданская война затронула всю Италию. Докатилась она и до отдаленной Мантуи. Желая вознаградить ветеранов, руками которых обеспечивалась власть, Октавиан в 41 г. до н. э. раздарил им земли Италии, разогнав их прежних владельцев. Потеряли свой семейный участок и Вергилии. Их пчелы разлетелись по лесам. И все они покинули разоренное гнездо. Вот тогда-то и попались на глаза помощнику Октавиана Меценату стихи Вергилия, и он, обладавший тонким художественным вкусом, ощутил медовый аромат строк неведомого никому Вергилия, а может быть, и родственную этрусскую душу. Высокопоставленный римлянин Гай Цильний Меценат, имя которого стало нарицательным, так же, как Вергилий, имел предков этрусков.