Трагедия 22 июня. Блицкриг или измена? Правда Сталина - Арсен Мартиросян

Однако, что могло помешать тому же НКО или ГШ ориентироваться в оборонительных действиях, например, на схему ГРУ? Ведь она же подтверждалась с самых первых сообщений разведки о плане «Барбаросса» — с самых первых дней поступала информация только о трех направлениях немецкого наступления и, соответственно, о трех же группировках вторжения.

Р. Зорге, к примеру, еще в телеграмме от 28 декабря 1940 г. указывал, что нападение произойдет по трем направлениям: на Ленинград, на Москву и на Харьков (последнему особенно удивляться не надо, т к. само Украинское направление указано верно, да и Зорге вскоре подкорректировал свою информацию)^[315].

Учитывая наличие трех группировок вторжения и схему возможных направлений главного удара каждой из них, самая элементарная логика уже должна была привести к мысли о том, что за всем этим кроется нечто особо опасное для советских войск.

Потому что получался какой-то необычный стратегический замысел — ведь в вермахте по-прежнему наблюдалось абсолютное господство стратегии и тактики блицкрига с резко выраженной склонностью германского командования к планированию захвата противника в клещи. В плане «Барбаросса» весьма оригинально решена эта задача — за счет расходящихся направлений, которые в итоге опять сходятся, образуя все те же «клещи». Так гитлерюги решали двуединую задачу превращения прорыва фронтального в охватывающий. Но ведь то же самое явственна вытекало и из схемы ГРУ. Тем более что и по другим данным хорошо было известно, какое огромное внимание они уделяли взаимодействию флангами. Все это должно было насторожить Тимошенко и Жукова. Ведь совершенна же очевидна было, что гитлерюги явно планировали путем расчленения советских войск одновременно на нескольких направлениях и глубокого вклинивания в нашу оборону как по сходящимся, так и по расходящимся направлениям специально созданными для этого сильными ударными группировками танковых и моторизированных соединений раздробить наши войска и разгромить их по частям.

Почему же столь явно напрашивавшихся выводов не было сделано, особенно Жуковым, как начальником Генштаба? В какой-то мере на этот вопрос ответил еще великий полководец и подлинный Суворов Красной Армии, Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. В ноябрьской 1930 г. аттестации Жукова Рокоссовский указал: «На штабную и преподавательскую рабату назначен быть не мажет — органически ее ненавидит»!^[316]

Не следует полагать, что и это навет на Жукова — в конце-то концов, Рокоссовский еще тогда был его командиром и знал Георгия Константиновича как облупленного. На и после войны Жуков сам открыто признавался, в т. ч. и тому же Симонову, что штабная работа не для него.

.. В нескольких беседах (13.06.1973 и 24.02.1974) с писателем Ф. Чуевым Главный маршал авиации А. Е. Голованов достаточно красочно описал Жукова на посту начальника Генерального штаба. Ниже приводится запись Ф. Чуева под названием Генштаб» из книги «Несписочный маршал» (запись от первого лица): «Не раз мы говорили о Генеральном штабе. Особенно после книг Штеменко и Василевского. Однажды я заметил:

— Василевский пишет, что Сталин не придавал значения роли Генштаба…

— А как он мог придавать, — откликнулся Голованов, — если до Сталинграда Генштаб был такая организация, которая неспособна была действовать и работать. Какое значение можно было придавать этому аппарату, который не в состоянии был собрать даже все необходимые материалы! Все основные предложения о ведении войны были от Сталина — я там каждый день бывал, а иногда и по нескольку раз в день.

Генеральный штаб войну проморгал — вот что такое Генеральный штаб!

И я, между прочим, пишу так: «Генеральный штаб в первый год войны особой роли не сыграл» (Голованов тогда работал над рукописью своих мемуаров^[317]. — А. М.).

Жуков командовал дивизией, корпусом, округом. А что такое начальник Генштаба? Это человек, который все суммирует и докладывает без своего мнения, без навязывания идей, а когда все доложат, обсудят и спросят его мнение, он скажет.

А Государственному комитету обороны решать эти вопросы. Как бы там ни было, Жуков показал бы документы, вот то, что происходит, а вот мнение Генерального штаба, и расписался бы: начальник Генерального штаба такой-то. А почему этого не делали? Не делали потому, что Сталин говорил: смотрите, это провокация! (между прочим, Сталин-то был более чем прав! И эти его слова следует расценивать как предупреждение, а не как обоснование запрета на какие-то действия. — А. М.) И все хвосты поджали, к ядрене бабушке!

Жуков — вон Василевский пишет: решение о боевой готовности приказали отдать в 8 часов вечера, а они только в час ночи передали, а в 4 часа уже немцы напали. С восьми до часу ночи! Это, знаешь что, за одно место нужно подвесить за такие вещи? Василевский пишет: конечно, мы запоздали с этим делом.

Но мы же знаем, кто был начальником Генштаба. Каждый должен быть на своем месте. Когда козел ест капусту, а волк — ягненка, это одно дело, а когда волк начинает капусту жрать, ничего не получается. Жуков полгода не просидел, наверно, на этом деле, его поставили на свое место — командовать фронтом, замом Верховного — вот это его место… Все встало на свои места, когда начальником Генштаба опять стал Шапошников. Жуков никаким начальником Генштаба не был я быть им не мог — для этого надо иметь не такой характер…»^[318]

При ничем неоправданной, упорной ставке на «жесткую оборону», тем более на линии госграницы, к тому же через пень-колоду реализованной ну просто на редкость крайне неадекватными самому понятию «жесткой обороны», а потому-то и заведомо негодными силами и средствами, дуэт Тимошенко — Жуков, подменив, по сути дела, официально утвержденный замысел, но, как увидим из дальнейшего, откровенно подделываясь под него, упорно протаскивал одну из самых фатально не адекватных реальности идей.

Идею захвата сразу трех мощнейших группировок отмобилизованного, прекрасно оснащенного, маневренного, обладающего хорошим боевым опытом в нацелившегося на блицкриг вермахта в гигантские клещи по сходящимся направлениям немедленным (т. е. по факту нападения) встречно-лобовым контрнаступлением советских войск непосредственно с флангов советско-германской границы!