Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк

А ближе к вечеру, победно завершивший весеннюю сессию, Платон на игру со своей бывшей командой «Ураган» выходил в очень хорошем и даже миролюбивом настроении. В этот раз Кочета под № 5 сразу поставили на левый край защиты, а с середины второго тайма перевели в нападение. Но их команда опять проиграла 0:1(0:0).

Однако в этот раз Платон был объективней, оценив свою игру как удовлетворительную.

В этот день в Москву с дружеским визитом прибыл президент и премьер-министр О АР Гамаль Абдель Насер.

— Видимо опять будет просить помощь в войне с Израилем?! — решил уже не начинающий международник.

Во вторник на работе после обеда он неожиданно встретил коллегу по занятиям французским языком в институте Вячеслава Камышникова из группы П9, по-французски окликнувшего Кочета около дверей технической библиотеки, куда он шёл сдавать книги. И они немного повыпендривались друг перед другом на французском языке, пока не были перебиты коллегой по той же институтской группе П9 и тоже «француженкой» Леной Тишинёвой, теперь по мужу ставшей Шишкиной:

— «Салю, Михалыч!» — приветствовала она всегда улыбчивого Славу.

— «О! и Платон здесь? Бон жур!» — поприветствовала она и повернувшегося к ней лицом Кочета.

— «Салю, Элен!», «Бон жур… мадам!» — друг за другом ответили они, тут же все трое рассмеявшись.

После библиотеки Платон зашёл к Вере Коротковой, в одиночестве беседовавшей с комсоргом КО-7 Владимиром Лысиковым в связи с предстоящим её уходом в декретный отпуск, услышав её последние слова:

— «Володь! А вот тебе как раз человек, великолепно разбирающийся в международных делах, обращайся к нему!».

— «Так он из другого отдела!» — уходя, забавно скосил тот глаза на Кочета.

Из дальнейшего разговора с Верой Платон узнал, что при подготовке их комсомольской организации к празднованию двадцать пятой годовщины победы в Великой Отечественной войне, каждому комсомольцу их отдела было дано задание рассказать об участии их родителей в войне. И рассказ Веры оказался самым интересным.

Поэтому их комсорг и пытался дать ей комсомольское поручение сразу на будущее после декретного отпуска читать в своей бригаде политинформацию. Но та отказалась, ссылаясь на то, что в международных делах не разбирается, а до того времени ещё надо дожить.

Из её рассказа Кочет также узнал, что её отец Подорванов Василий Андреевич, родившийся в 1921 году, войну прошёл рядовым и был ранен, став инвалидом 3-ей группы. А жили они пока все вместе в квартире № 17 дома № 23 по улице Ленина напротив дома Кочета, уже на днях ожидая получение ветераном на себя и жену новой, но за выездом, квартиры № 36 в доме № 3 по улице Гагарина, таким образом, разъезжаясь с семьёй дочери.

— «Стало быть, ты у нас по батюшке Васильевна!? А Валентина и другие наши девушки? Знаешь?» — спросил её Платон.

— «У Вали отчество Георгиевна! А у остальных не знаю!».

Платон, в силу своего интеллигентного воспитания, всегда старался узнать отчество людей, с которыми ему приходилось общаться, и невозможности обращался ко всем по имени и отчеству, особенно к старшим по возрасту, как его учили родители и в начальной московской школе.

Ему всегда было приятно слышать, как к его родителям и бабушке все вокруг обращаются уважительно и по имени отчеству. И всегда вызывало диссонанс обращение кого-то к ним по имени и на ты.

Только обращение к себе на ты он пока воспринимал, как должное.

Особенно это касалось взрослых и начальников.

А лето манило всех на улицу. Платон стал чаще посещать подшефные цеха, проходя к ним почти через всю территорию предприятия, а остатки обеденного перерыва тоже использовать для прогулок по территории. И так поступали многие сотрудники, но далеко не все. Некоторые в обед играли в шахматы, читали газеты или просто болтали друг с другом.

Платон заметил, что его соседи по комнате Зайцев и Андриенко сидели на своих местах практически безвылазно.

— Какие же они усидчивые и дисциплинированные!? — в очередной раз удивлялся Кочет.

В то же время их коллега Владимир Мурашов, наоборот, фактически отсутствовал на своём рабочем месте, садясь на стул, только тогда, когда на его столе появлялась работа.

А Кочет с Максимовым взяли себе за правило каждую зарядку и не только ходить по длинному резервному коридору без дверей и обсуждать интересные им различные вопросы и темы, иногда углубляясь в них, и находя несоответствия в восприятиях, казалось бы, ранее понятных понятий.

Этот коридор был такой узкий, что Юра мог положить на его стены сразу обе кисти своих длинных рук. У Платона же получалось положить лишь одну кисть и коснуться стены кончиками пальцев другой кисти.

А после работы, ужина, мини-футбола на стадионе и домашнего душа, Платон уже с Поповым выходил на вечернюю прогулку по Реутову и традиционную охоту на девушек.

И этим вечером последнего июньского дня они с Поповым вышли прогуляться и неожиданно встретили Гену Петрова, сразу примазавшегося к своим друзьям.

— «Ген, и ты тоже всё сдал?!» — спросил его отличник учёбы Валерий, естественно судя о Петрове по себе.

— «Да нет! Остались хвосты! Целых три! Два курсовых и сопромат!» — с опаской взглянул Петров на Кочета — не выдаст ли?

Но Платон специально смотрел в сторону, будто это его не касалось.

— «Так тебя могут за это отчислить!» — удивился Валерий.

— «Надеюсь, что нет! Я уже договорился о повторной защите проектов летом!» — ответил ему Петров, чуть с ехидцей опять взглянув на Кочета.

А Платон уже, чуть злорадствуя, смотрел себе под ноги.

Затем они перешли на другие темы, в которых говорливый Петров развернулся вовсю.

Гена взахлёб и с гордостью рассказывал о своём двоюродной дяде космонавте Горбатко, будто бы это он сам был причастен к полёту того в космос. Но особенно Гена хвалился недавним приездом космонавта к ним домой и застольем, на котором побывал сосед и друг их семьи — бывший глава города — Кузьма Гаврилович Ковалёв с дочерью Татьяной.

Рассказывая об этом, он даже попытался заигрывать с Платоном, нарочно для Попова вспомнив, что и у Кочета есть, верней был, дальним родственником космонавт Комаров.

Но Платон относился к его словесному поносу индифферентно, с безразличным видом скучающего человека. В то время как Валера Попов внимал говоруну, чуть ли не открыв рот.

А у Платона больше не было к нему обиды. Ведь вопрос с проектом для него удачно разрешился, претензии отпали, но осадочек с выводами остались.

— Ну, что тут возьмёшь с ущербного?! — сам себя успокоил он.

Но немного ущербными он считал и всю молодежь — детей военных, врачей