Путь Никколо - Дороти Даннет

— Это стоит кучу денег, — Клаас моргнул. — Как ты их раздобыл? — Он старался говорить потише, чтобы их разговор не могли подслушать лакеи, ехавшие сзади.

Феликс ухмыльнулся.

— А ты не догадываешься? Ну, это кое-что из тех вещей, о которых ты не знаешь. Вроде Мабели.

— Мабели?

Ухмылка Феликса под одолженной соломенной шляпой сделалась еще шире.

— Я купил Мабели у Джона Бонкля.

— Что?

Клаас натянул поводья и остановил лошадь. Лакеи столпились сзади. Феликс, улыбаясь, проехал еще несколько шагов, а затем, обнаружив, что остался один, развернулся, улыбаясь еще сильнее. Лакеи вопросительно уставились на Клааса, который огляделся по сторонам, завидел вдалеке деревья и коротко бросил:

— Мы поедим там. Ступайте и ждите.

Лакеи продолжили путь, не глядя друг на друга, покуда не оказались вне пределов слышимости. Феликс остался на месте. Глаза его сверкали.

— Ага! — воскликнул он. — Жалеешь, что сам не додумался до этого?

Клаас поставил кулаки на седло и оперся на них.

— Деньги перешли из рук в руки за прелести Мабели? Джон Бонкль продал ее тебе?

— Он сперва не хотел, — признал Феликс. — Но он купил меховую шапку, не сказав отцу, и не мог за нее расплатиться.

— Бедный Джон Бонкль. И как он объявил об этом Мабели?

Улыбка сошла с лица Феликса.

— Откуда мне знать? Наверное, сказал ей, что это в последний раз, и что теперь она будет приходить ко мне. Она должна быть готова к моему возвращению из Лувена Сегодня. — Лицо его прояснилось при этой мысли. Он вновь призывно улыбнулся. — Дешевле, чем прошлой ночью, да?

Клаас не шелохнулся.

— А как же Грилкине?

Улыбка исчезла вновь.

— А что Грилкине? — недоуменно переспросил Феликс. — Какой закон говорит, что нельзя спать с другой девицей каждую ночь, если так хочется? Да если бы и был такой закон, ты никогда об этом не думал.

— А скажи мне, — попросил Клаас, — что ты будешь делать, если Мабели не придет?

Феликс сердито уставился на него.

— Конечно, придет.

— От Джона Бонкля к тебе, вот так запросто. Зная, что за нее заплатили деньги. Если она придет, то кем она станет после этого?

— Я уезжаю, — заявил Феликс и дал шпоры коню.

Выбросив вперед руку, Клаас перехватил поводья. Лошадь Феликса дернулась и затопталась на месте. Феликс вскинул хлыст, и Клаас свободной рукой схватил его за запястье. Вскрикнув, Феликс выронил плеть, и пальцы его обмякли.

— Ах ты, ублюдок! Ты сломал мне руку. Теперь я не смогу…

— Будет как новенькая через десять минут, когда мы закончим этот разговор, — заявил Клаас. — Если Мабели не придет к тебе сегодня, как ты поступишь?

Феликс побелел от ярости. Дыхание со свистом вырывалось через стиснутые губы.

— Я купил ее. Если она не придет, я сам пойду за ней.

— Прямо в дом Меттенея?

Феликс недобро усмехнулся.

— Необязательно. Должна же она когда-нибудь выйти на улицу.

— И тогда ты ее похитишь. Отведешь в какое-то укромное место и изнасилуешь. И будешь повторять это всякий раз, когда захочется? Или ты думаешь, она уступит после первого раза?

— Весьма вероятно, — отозвался Феликс.

Гадкая ухмылка, совсем ему несвойственная, словно приклеилась к губам под действием гнева.

— До тех пор, пока кто-то другой не захочет ее купить, и ты ее продашь?

— Ты так говоришь, будто… И вообще, какое тебе до этого дело? — выкрикнул Феликс.

— Я так говорю, потому что это работорговля, — отозвался Клаас. — Ты обращаешься с Мабели, как будто она Лоппе, и даже хуже. Не думаю, что кто-то пытался изнасиловать Лоппе. Ты возглавляешь одну из лучших торговых компаний в Брюгге или скоро встанешь во главе ее, и ты продаешь и покупаешь девушку, как товар. Даже милорд Саймон так не поступал. Может, он и лишил ее девственности, но она пришла к нему по любви. Ты думаешь, ко мне она пришла из-за денег? Или к Джону Бонклю? Конечно, ей нужно бы выйти замуж. Конечно, ей не следует менять любовников, точно так же, как… Да… Бывало так, что я спал с новой девушкой каждую ночь. Но, по крайней мере, тут не было никакого обмана. Мы не клялись друг другу в вечной любви и не собирались жениться. Мы делали это, женщины и мужчины, только по любви. Но так!.. После того, что ты сделал, независимо, придет к тебе Мабели сегодня или нет, она станет просто продажной шлюхой.

Наступило молчание. Клаас сидел в седле, тяжело дыша, прислушиваясь к отголоскам собственного голоса и думая, какого дурака он свалял Он не оставил Феликсу никакого выхода, никакого пути к компромиссу или возможности спасти лицо. И он отлично знал, даже если Феликс не подозревал об этом, что именно заставило его так поступить.

— Отлично, — заявил Феликс на это. — Тогда выкупи ее у меня. И не каким-нибудь векселем на банк Медичи. Наличными. Сегодня же вечером.

И вновь молчание. Затем:

— Как скажешь, — отозвался Клаас негромко. — Тогда надеюсь, ты простишь меня, если я потороплюсь домой. У меня будет много дел.

Он отпустил поводья Феликса и пришпорил лошадь, переводя ее сперва на рысь, а затем пуская в галоп. У деревьев лакеи проводили его взглядом, затем обернулись к Феликсу. Но Феликс, как он и ожидал, не последовал за ним.

* * *

День еще не подошел к концу, когда Клаас въехал в Брюгге через Гентские ворота, на несколько часов опередив своих спутников. Изначально он планировал, и до сих пор оставался при этом мнении, что именно Феликс первым должен дать отчет о Лувене своей матери. Поэтому он обрадовался, узнав, что демуазель де Шаретти с дочерьми отсутствует, несмотря даже на то, что Хеннинк набросился на него, едва он поставил взмыленную лошадь в конюшню.

Вопли продолжались всю дорогу по двору. Насос вновь сломался. В одном из чанов обнаружилась протечка. Трое рабочих подрались, а остальные теперь ходят мрачные, как туча. Человек, который продал не так давно какую-то недвижимость вдове, желает получить ее обратно и утверждает, что способен доказать, будто сделка была незаконной. В мешках пряжи обнаружилась гниль. Вдова назначила нового стряпчего. Флорентийцы, лукканцы и даже секретарь папского легата по очереди являлись к вдове, чтобы осведомиться, когда наконец посыльный Шаретти отправится в Италию, потому что их ящики с депешами уже переполнены. Его ждет пакет из Милана с печатью того лысого лекаря. И, когда бы Клаас ни появился, Ансельм Адорне желает немедленно видеть его. — Вот это возвращение! — воскликнул Клаас Хеннинк, похоже, решил, будто он жалуется, но, конечно же, это было не так. Восторг переполнял его при мысли о том, сколь многое предстоит привести в порядок. Бегом бросившись в дом, собирая приветствия и дружескую ругань со всех сторон, он первым делом взялся за письмо Тоби.