Варфоломеевская ночь - Владимир Москалев

Однажды вечером Ла Моль нанес визит личному астрологу и магу королевы-матери Козимо Руджиери. Тот жил ныне в самой высокой башне Лувра и оттуда наблюдал за небесными светилами, с помощью которых и, опираясь на познания в черной и белой магии, составлял гороскопы.

Три года спустя для этих целей Екатерина прикажет возвести другую башню, еще выше этой, с крыши которой можно будет обозревать весь Париж. Она будет построена Бюлланом на месте бывшего монастыря Раскаявшихся грешниц в Большом саду королевы, которая, выстраивая для себя новое жилище, прикажет заодно снести и дом арбалетчиков короля вместе с рядом жилых построек.

Мы уже как-то навещали этого почтенного мэтра, теперь вновь поднимемся к нему и посмотрим, что же привело сюда одного из приближенных герцога Алансонского.

В башню эту, кстати сказать, заходили немногие, боясь из суеверия обиталища властителя духов тьмы, как Руджиери все тогда называли, зато часто наведывались к нему домой на улицу Фонтене, где каждый за соответствующее вознаграждение мог полюбопытствовать по поводу своей или чьей-либо иной судьбы. Сюда приходили затем, чтобы узнать, сбудутся ли в скором времени их тайные помыслы и чаяния и, повинуясь воле астролога и некроманта, писали свое желание на клочке бумаги, потом переворачивали его текстом вниз и поджигали. Если бумага сгорала полностью, то это означало, что мечты сбудутся; если оставалась несгоревшей какая-то часть, то на пути к осуществлению желания кто-то или что-то стоит. Тогда маг разводил огонь в жаровне, лил в подвешенную над ним медную чашку жертвенную кровь и сжигал на пламени костра волосы младенца. Потом, глядя на испарения и дым, окутывавший его святилище, астролог, вызвав из тьмы дух дьявола, вопрошал его о том, что хотел знать. Иногда дьявол говорил это, лапой с когтями вместо пальцев указывая на таинственное видение, появляющийся образ того, кто мог помешать осуществлению его планов.

Руджиери частенько навещали знатные дамы, желавшие узнать, что ожидает их в будущем. Астролог заводил их в лабораторию и над пламенем жаровни растапливал в тигле белый воск, потом выливал его в металлическую миску с холодной водой и смотрел, что получится. Никто не знал, что предвещает изображение той или иной фигуры, и все с трепетом ждали слов мага и заклинателя. Внимательно оглядев застывший воск и найдя, что формой он напоминает либо дом, либо какое-то другое строение, астролог объявлял, что человека ждет успех в делах и в жизни; если воск застывал в виде грота, пещеры или горы, это означало, что в скором времени кто-то из ваших близких умрет. Если изображение получалось похожим на деревья, склоненные ураганом — это к грусти о какой-либо потере или к расставанию с кем-нибудь из близких; если деревья прямые — это значило, что в скором времени у вас будет радость. Зная образ жизни гостя по его ответам, астролог без труда угадывал как причину грусти, так и радости. Ну, а если воск застывал кольцом, то Руджиери предсказывал скорую свадьбу.

Приходили как дамы, так и кавалеры, чтобы полюбопытствовать, исполнится ли чье-то заветное желание. Тот, кто хотел это знать, приносил с собой золотое кольцо. Астролог привязывал к нему черную нитку и левой рукой опускал кольцо в стакан с водой, потом смотрел, какой стенки стакана это кольцо коснется; если правой — значит, желание исполнится, если левой — то нет. Но иногда кольцо касалось либо ближней, либо дальней стенки. Тогда астролог немедленно возвращал кольцо владельцу и говорил ему, что над ним висит какое-то проклятие, либо дьявол глаз не сводит с него в данную минуту, а посему гадание в этот час невозможно. Он сумеет развеять сатанинское или людское наваждение через сутки, тогда и даст ответ, но непременно поздним вечером, после захода солнца.

В основном же Руджиери был известен как составитель гороскопов, и к нему приходили те, кто хотел узнать судьбу других, но не собственную.

Кроме того, Руджиери обладал книгами Судеб, Белой и Черной магии, владел секретом долголетия и был прекрасным физиком, химиком и звездочетом. Говорили, что он близок к открытию философского камня, но эту честь оспаривал у него некий сеньор Грантри, заявлявший, что уже раскрыл этот секрет, но, тем не менее, не рассказывал о нем никому.

Посещавшие алхимика не раз и кое-что, уяснившие для себя из его мастерства, придворные порою сами занимались колдовством и наведением порчи или чар на того, кого хотели извести либо приворожить. Это практиковалось как среди мужчин, так и среди женщин, поэтому французский двор того времени был настоящим вертепом черной магии и колдовства, вошедшими в жизненный обиход каждого. И если бы инквизиции удалось обосноваться во Франции, она выявила бы и послала на костер столько «еретиков», сколько не погибло гугенотов в гражданских войнах, и в первую очередь всех магов и колдунов, начиная с Козимо Руджиери. Слава богу, стараниями канцлера Л'Опиталя удалось избежать вторжения этой мрачной, черной, как грозовая туча, орды инквизиторов и иезуитов, собиравшихся прибрать Францию к рукам, запачканным кровью невинных жертв.

К этому-то магу, астрологу, некроманту, чародею и колдуну и поднимался сейчас Ла Моль по винтовой лестнице, скупо освещаемой факелами.

Руджиери ждал его; видимо, их свидание было условлено.

— Вот и вы, сеньор, — произнес Руджиери. — Вы пришли вовремя, самое время наслать чары любви, ведь именно это вас привело?

— Вы же знаете, мэтр. Вы сказали, чтобы я пришел в полнолуние.

— Луна сейчас как никогда ярко светит на небе, ни одно облако не затмевает ее; вам повезло.

— Я хотел бы немедленно начать. Изготовили ли вы то, о чем я вас просил?

— Конечно, сеньор. Если я беру на себя труд что-либо сделать, то делаю это добросовестно и до конца, — проговорил маг и вынул из шкафа, стоящего у стены, маленькую статуэтку величиной с ладонь, вылепленную из воска.

Она была одета в королевскую мантию, на голове блестела корона. При свете луны, упавшем через окно, Ла Молю показалось, что это изваяние являет собою что-то трагическое, обреченное на смерть. По спине его пробежал холодок от ужаса при мысли, что эта фигурка напоминает другого человека, который лежит сейчас в Венсене на смертном одре.