Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова

— Это мне и князь Борис говорил: «Тому дураком слыть, кто не умеет весело жить».

Лефорт подливал и подливал Петру рейнское, не забывая и себя. Вино развязало им языки.

— Запомни, мой друг, немецкое присловье: «Худо в карты играть, а козырей не знать». Думаешь, мне не известно, что ближники твои более других горло дерут против немцев да Немецкой слободы? Дай им лишь волю — и за тебя примутся.

Лицо у Петра поскучнело.

— Не ведаю, о ком ты говоришь, Франц Яковлевич, — вступила в разговор Наталья. — Наши ближники противу нас с Петрушей не пойдут. Коли не верить князю Ромодановскому да боярину Лопухину, то кому же и верить?

— Но ежели они люди крепкие и верные, то зачем противу немцев выступают? Или немцы вам не друзья? — с твёрдостью в голосе возразил Лефорт.

— О, Франц! Ты не знаешь князя Фёдора Юрьевича! А я его с детства знаю. Он всегда говорил, что готов идти за меня в огонь и в воду. Я надеюсь на него больше, чем на самого себя. И ежели он не верный мне, то кто же верный? — горячился Петруша.

— А ты вели сыскать, таков ли князь, как думается тебе!

В разговор снова вступила Наталья Кирилловна. Она явно волновалась.

— Этак, Франц Яковлевич, мы всех верных людей от себя отведём. А меж тем правительнице Софье того и надобно. Как не помнить, что эта злодейка стережёт каждое наше слово?

— Или на Софью управы не найти? И найдёте, но не сейчас. Время всё поставит на свои места...

Лефорт ещё никогда не был столь упрямым в споре. «Как бы не сбил с толку Петрушу!» — подумала Наталья.

— Помилуй, Франц Яковлевич! Ты велишь дать волю Софье и, значит, отпустить поводья? Но ведь этак и власть из рук выпустишь!

— Это неможно. Пётр Алексеевич — царь.

— Но власть ныне у правительницы. Петруша ещё не вошёл в возраст.

Лефорт пристально посмотрел на царицу. Он понял, о чём она думала, но не говорила. Для неё нет сейчас дороже той власти, что даёт ей несовершеннолетие сына-царя. А когда он войдёт в лета, захочет ли она лишиться этой власти, отдать её Петру? Как это у русских говорят: «Своя рубашка ближе к телу»? Но, если царица не захочет выпустить из своих рук власть, какая это будет помеха делам, которые задумал Пётр под его, Лефорта, влиянием! И что ожидает их, его друзей? Не будет воли, и всегда будет недоставать денег. Всё это разом пронеслось в сознании Лефорта, словно кто-то чужой смешал его карты.

Но тут внезапно явился человек от прусского посланника и передал его приглашение на бал, даваемый им в танцзале. Человек поклонился сначала Лефорту, затем герру Питеру и вышел.

Петруша с просиявшим лицом тотчас кинулся к матери, хмуро наблюдавшей эту сцену.

— Матушка, вели прислать мне бархатный кафтан и башмаки с пряжками.

— Я велю тебе ехать со мной! — строго сказала Наталья Кирилловна.

— Матушка, за что гневаешься?

— Это я должна тебя спросить, как это учинилось, что холоп называет тебя герром Питером? Государь московский Пётр Алексеевич — герр Питер?

— Не сердитесь, государыня! Это я сам дозволил. Надоело мне на Москве слушать: «государь» да «государь»! Дозволь мне здесь, на воле, прозываться Питером!

— Ежели я и дозволю — чин не дозволит.

— Так это только в Немецкой слободе...

— У Москвы длинные уши.

— Я велю их отрезать! — вспылил Пётр.

— Всем не отрежешь. Ты забыл, что не один на царство посажен, а с Иваном?

— Экая гроза мне — Иван! Или думаешь, ему неведомо, как я веселюсь в слободе? Знает и про то, что князь Борис Алексеевич там бывает. На днях он сказал нам с Иваном: «Пока юн — с пирушками, а стар станешь — с подушками».

— Вольно князю Борису веселиться где изволит. Ему за обычай пирушками себя тешить.

Наталья произнесла это, едва скрывая тайную неприязнь к прежнему любимцу, и хотя она давно охладела к нему, но всё же продолжала держать при себе: знала, сколь нужны ей преданные люди. О том и Лефорт говорил.

— И то подумать бы ему: пристало ли дядьке царя выставлять себя на смех людям?

— Не понимаю, матушка, что зазорного нашла ты в поведении князя Бориса?

— Молва говорит, что царский дядька не токмо сам много пьянствует, но и царя молодого совращает.

— Эк! Стану я молвы бояться! Я и сам за себя могу ответ держать!

— Когда войдёшь в возраст, то и сам. А ныне я за тебя в ответе.

Пётр посмотрел на Лефорта. Он видел, как важно и строго молчит его друг, и ждал от него поддержки.

— Не буду тебя более пускать одного в слободу! — решительно сказала Наталья, не ожидая возражений.

Но тут неожиданно вступил в разговор Лефорт:

— Дозволь, государыня-матушка, своему сыну-царю принять приглашение на бал прусского посланника! Ежели он манкирует этим приглашением, пойдут нежелательные толки. А России не следует портить добрые отношения с Пруссией. Сама ведаешь, как заботится и хлопочет посланник о свободной торговле между подданными наших государств.

Наталья задумалась. Возражать ей было нечем.

— Хоть и мало вижу резона в твоих словах, Франц Яковлевич, но пусть будет по-твоему. Оставляю Петрушу в слободе, коли берёшься сам присматривать за ним.

Петруша возликовал.