Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

— Не потоните там… атаманцы… — из темноты насмешливый голос есаула.

Казаки, выбравшись, вновь разбиваются в полковые колонны. Командиры соблюдают дистанцию в полтораста шагов, ждут отсталых, пропускают вперед егерей.

— До французов далеко?

— Верст пять.

— Тоже мне — набег…

— Никак дождь спускается?

— Чего доброго… Только и осталось…

— Нет. Ветер… Мимо пронесет.

Пока стоят, Степан, скособочившись в седле, закатывает синюю с невидимым в темноте голубым лампасом штанину, подтянув к груди колено и уцепившись за задник, стягивает сапог.

— Чего ж ты верхи[145]переобуваешься? Слазь, я подержу.

Тихий — вполголоса — приказ вскидывает едва успевшего переобуться Степана в седло. Головные ряды трогаются и, зацепив поднятую пехотой пыль, выходят на дорогу.

— Шагом, — еще раз предостерегает из темноты Фомин.

С полверсты идут молча в полной темноте. Дорога забирает все правее и правее.

— То-то темень! Глаз коли!..

Внезапно, как из-под земли выныривает огонек.

— Чего это? Не французы? — шепчет, склоняясь, сосед.

— Тут яр, а в яру — деревня, — приглушенно объясняет кто-то спереди.

Дорога ныряет в овраг. Крутнув, наискось по склону выводит на ту сторону.

И вправду деревня.

— Вечеряют люди, и горя им нет.

Редкие огоньки, прощально мигнув, пропадают за краем обрыва. Слева на небе из-под сносимой ветром тучи проглядывают звезды. Под ними умноженным, зеркальным отражением неясно сквозь кусты и угол леса мерцают костры французского лагеря.

Версты три шли полем. Яснее видны стали края неба, искромсанные верхушками леса. Далеко справа осталась река.

— Эх, вынесло нас на бугор, — приглушенно говорит кто-то сзади. — Осенью у воды завсегда теплее. Это что ж нам? Всю ночь иттить?

Медленно, шагом — не дай Бог пеших обогнать! — тянется через ночь огромная колонна. Еще один овраг, и, чуть поворотив, идут дальше. Лес уже и слева и справа. Ни звука постороннего, ни огонька. Лишь мерный топот, да пыль, раньше сносимая, полезла теперь в глаза и ноздри.

Через полчаса снова огни и — сквозь непродыханную пылюку — резкий запах близкой воды.

От головы колонны кто-то скачет. По древку пики — казак, скорее всего — вестовой.

— Слышь, станичник? Иде это мы пришли? Что за речка?

— Росинка, — роняет казак и, углядев командира сотни, передает приказ: — В деревню не спускаться. Идти верхом по-над рекой.

До полуночи шли над тихой речкой Росинкой.

— Чего это впереди?

— Вроде церква…

Засуетились, поскакали взад-вперед вдоль колонны посыльные. Ясно долетел недалекий петушиный крик.

— Тут, должно, и станем.

— А набег?

— Ку-уды… Такой махиной ночию в набег?… Теперь гляди, иде какой катух (хлев)…

— А в хату?..

— В хату постановят тех, кто станицы Казанской.

— Га-га-га! Через чего ж это?

— У них тут, в России, родня. — И передразнил: — На пече сидела собачкя, я её дрючкём, она хвост крючкём ды за речкю[146].

— Го-го-го-го!

— Ну, вы не дюже… ласкири!

— Р-разговорчики!

— Стромилово. Пришли.

Всю ночь простояли под деревней Стромилово. Офицеры грелись в избах. Дважды еще кричал невидимый во тьме петух.

— Вот поглядишь, кто-нить из наших его все одно закогтит.

Светало. Невыспавшиеся, продрогшие в одних кафтанах казаки вновь строились в поле за деревней.

— Теперя куды?

— Начальство знает…

— Вон наши из леса. Француза открывали.

— Гля, ведут одного.

— Скорей бы уж. В сражении согреемся.

Ветер утих. От реки полз по полю туман. В сером, пронизывающем воздух рассвете стали различимы красные мундиры соседнего полка. От церкви показалось начальство.

— Ну, проснулись… Сейчас пойдем.

— Это самый Орлов-Денисов и есть?

— Тю! Давя что ль не видал?

Орлов-Денисов, бригадные и полковые командиры съехались, переговорили. Чуя скорый поход, с переливом заржал чей-то конь.

— Чего ждут-то?

Орлов-Денисов, дав знак, вздыбил и рывком повернул к лесу коня.

— С Богом!

Балабин, перебивая:

— За мной, — и шибко — правее, наискосок.

Подрагивая на рыси, ряды разом двинулись через поле. Потекли над белым морем. Казалось, что туман скрадывает дробный стук тысяч копыт, гасит звуки.

— Придерживай, лес впереди. Шагом, и не растягиваться, — передал сотенным полковник.

Перешли на шаг. Тих и пуст был серебристо-серый лес, отделяющий их от неприятеля. За безмолвной стеной его еле слышно пели далекие трубы — во французском лагере играли побудку.

А немного погодя — бум! — и вдогонку — бум-бум!

— С пушки вдарили! Слышь, как гудет?

Бригадный Балабину досадливо:

— Припозднились мы…

— Успе-ем…

Отделились, забирая правее.

— Куда это мы?

— Гутарили, самого короля брать…

Вестовой догнал и завернул к главным силам.

Когда прошли лес, солнце уже показалось, но открывшийся за лесом луг был затенен и укрыт туманом, и лишь в дальнем конце его, куда добивали первые лучи, светло и радостно переливались краски осеннего утра.

В верстах трех с небольшим за речкой светилась белая стена каменной церкви, вокруг вились, мешаясь с туманом, дымки костров. Слева лениво громыхало. А совсем близко — в полуверсте, не больше — по лугу, утопая по стремена в тумане, укутанный в белые плащи легкой рысью шел на звуки выстрелов французский разъезд.

Орлов-Денисов и бригадный — полковник Греков 18-й — поравнялись с передовой цепью, остановившейся на опушке.

— Здесь?

— Здесь.

— Не поздно мы?

— Ничего.

Вразброс подошла передняя сотня Атаманского полка, донская гвардия. Служила здесь рядовыми и урядниками молодежь лучших донских родов. Потянул из ножен узкую и длинную шашку и крикнул им Орлов-Денисов: