Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

Учение Зороастра сохранилось настолько неполно, в таком искаженном и запутанном виде, что уверенно реконструировать его невозможно; вероятно, оно было последовательно монотеистическим^[710]. Однако в том виде, в каком учение сохранили его последователи, религия зороастризма основана на принципе — хотя сам этот термин потерял ясность из-за использования в самых разных контекстах — дуализма: мир есть театр постоянной борьбы божественных сил добра и зла. Единое милосердное божество Ахура Мазда представлено огнем и светом, и обряды его почитания обращены к рассвету и разжиганию огня. Дарий представлял себе этого бога как небесного хранителя, покровительственно простершего крылья — на скальном царском рельефе — над царским двором и заставляющего врагов покориться.

Гимны Зороастра становятся понятными в суровом окружении Иранского плато. Они восхваляют пастухов и земледельцев как последователей «истины», а их кочевых противников провозглашают последователями «лжи», обвиняют их в уничтожении посевов и скота^[711]. На изображении жертвоприношения быков в соперничающей религии — поклонении богу войны Митре — потоки крови превращаются в колосья пшеницы. Это свидетельствует о трудном пути к изобилию на сухом плато, не пересеченном крупными реками; о том же говорят рассказы Ксенофонта и Геродота о «садах» деревьев, полных дичи, и легенда, которой, очевидно, верили в Греции, о том, что Ксеркс хотел завоевать Европу, «потому что ее деревья столь прекрасны, что ими может владеть только великий царь»^[712]. В сущности, Иран представлял собой архипелаг небольших участков хорошей почвы и драгоценной воды на обширном безводном плато: Рага с ее солоноватыми ручьями, пресными источниками и горными видами; Хамадан, долина с весенним изобилием воды, дающая хорошие фрукты, но плохую пшеницу; фарская долина Кур, самая богатая провинция древности; равнина Исфахана, обогащенная водой из Зайендеруда, весьма скромного ручья, прославленного в стихах; здесь с глубокой древности почву делали плодородной, собирая и распределяя голубиный помет; Луристан с его горным климатом и горными реками, поддерживавший жизнь большого древнего города Суза; узкие полоски хороших пастбищ и пригодных для орошения земель между горами и пустынями^[713].

Империя Ахеменидов была уничтожена Александром Великим, но ее величие восстановила и даже превзошла последующая династия Сасанидов. Первый шах Сасанид — Ардашир — пришел к власти в 226 году н. э., восстав против династии кочевого происхождения, так называемой парфянской. За предыдущие триста лет эта династия вновь объединила почти всю прежнюю имперскую территорию и в некоторых отношениях вернула ее первоначальный характер, борясь с греческим влиянием, унаследованным от Александра Македонского. Ардашир провозгласил себя наследником Ахеменидов. На большом рельефе, высеченном у гробницы предшествующей династии, он получает диадему — символ власти — от преображенного Ахура Мазды, спустившегося на землю и сидящего верхом. Сасанидское искусство, особенно в работах по серебру, слоновой кости и в скульптуре, расцвело под царским покровительством и благодаря царским заказам;

В отличие от парфян, предпочитавших западные регионы и Месопотамию, Сасаниды укрепляли свою родину на высокогорье Фар и за горами Загрос, строя здесь роскошные дворцы. Богатство искусства и просторных дворцов позволяет определить источник силы Сасанидов: господство на торговых маршрутах, соединяющих Средиземноморье с Индийским океаном, а также на шелковом пути.

С лежавшей на западе Римской империей Сасаниды почти постоянно враждовали; эта вражда символически отражена на знаменитом скальном рельефе, где изображено пленение римского императора Валериана у Ша Сапура; император униженно пресмыкается и молит. Однако обе империи и правителями и подданными рассматривались как божественно учрежденные и постоянные. Каждая сторона признавала в другой цивилизацию (в то время как все остальные народы низводились до ранга варваров). И казалось, ни одна не в состоянии превзойти другую. Такое равновесие, нарушавшееся войнами, которые становились все более яростными, окончательно рухнуло в VII веке. Соответственно ни одна из империй не смогла справиться с неожиданным подъемом арабов. Вдохновленные новой верой — исламом, арабы, проведя ряд беспрецедентных кампаний, последовавших за смертью Мухаммеда в 632 году, отняли у Рима некоторые самые богатые провинции и почти полностью завоевали Персидскую империю. Последний шах династии Сасанидов пал в битве с ними в 651 году, после чего его империя вошла в новую цивилизацию ислама.

Взгляд вниз с Тибета

В определенном смысле Тибет сменил Иран: гораздо более высокое и неприступное плато, расположенное восточнее, примерно ко времени падения Ирана стало родиной империи, также прилегающей к евразийским торговым путям. Тибетское плато в среднем в три раза выше Иранского, но его история как высокогорного перекрестка почти точно повторяет историю предшественника. Однако если у истории Тибета был прецедент, то его экология беспрецедентна. У каждого человека в сознании сразу два образа Тибета. Первый — «ледяная земля», как называют свою родину сами тибетцы, земля смертоносных гор и пустынь, богатых содой и солью и населенных «отвратительным снежным человеком». Но высочайшая горная страна Земли, одна из самых суровых к обитателям, одновременно и родина «утраченного горизонта» — место, где осуществились мечты о Шангри-ла и где можно жить долго и мирно, если только не подпускать внешний мир^[714].

Эти два контрастных преставления о Тибете соответствуют двум реальным типам сред и двум аспектам высокогорной цивилизации, которые отразил — со ссылкой на собственную область — легендарный царь Шан-Шун: «Видимый извне, это неприступный склон. Видимый изнутри, это сплошное золото и сокровища»^[715]. Во всяком случае в плодородных долинах типа Лхасы Шангри-ла кажется вполне правдоподобной. В наиболее полном традиционном географическом описании местного происхождения расхваливается полумифический тибетский Эденеск, где существует благоприятнейший климат: