Исчисление ангелов - Грегори Киз

– Дядя!

И рванулся сквозь толпу в сторону Мэтера и Черной Бороды. Бен, превозмогая шум в голове, бросился за ним следом. Они все сошлись в том самом месте, где было возвышение, на котором стояли Карл и командир турецких солдат (наверное, отец Хасима), что встретил их в первый день на въезде в город. Рива со своей командой поднялся к ним на возвышение, и толпа взревела.

– Дядя! – вопил в свою очередь Роберт, и тут человек в красном английском камзоле оглянулся, и лицо его от изумления вытянулось.

В следующую секунду эти двое бросились друг другу в объятия. Бен остался стоять на своем месте, пытаясь сообразить, что здесь происходит. Черная Борода нахмурился, глядя на двух обнявшихся, а затем его взгляд упал на Бена. Его глаза вспыхнули и удивленно расширились, но пират тут же отвел их в сторону, будто ничего особенного не заметил.

Бен облегченно вздохнул. Тич его не узнал. И это очень хорошо, потому что, когда они виделись в первый и последний раз, три года назад, он обманул пирата и отправил его плыть по морю в дырявой лодке. И это было справедливо, потому что до этого пират дважды пытался его убить, но Бен отчего-то сомневался, что Эдвард Тич придерживается того же мнения, что и он, скорее всего, не видит справедливости в поступке Бена.

Но за прошедшее время Бен вырос на целую голову, и черты его лица изменились, и одет он совсем по-другому. Может, благодаря судьбе Черная Борода его действительно не узнал. Но конечно, когда придет время официального знакомства – а оно обязательно придет, судя по тому, с каким воодушевлением Роберт и человек в красном камзоле что-то кричат друг другу на ухо, – вот тогда-то и грянет гром среди ясного неба.

Пока, к счастью, гроза прошла стороной, ее отголоском громовой голос Карла неожиданно вознесся над гудящей толпой.

– Братья! – выкрикнул он по-немецки, и стоявший рядом с ним человек, с такой же луженой глоткой, как и у короля, выкрикнул то же самое, но уже на свистяще-шипящем турецком языке. – Янычары! Воины, равных которым не создавал Всевышний на земле, вы не оставите своего шведского друга в беде, вы защитите его!

Человек тридцать в шведских желто-синих камзолах встретили его речь неистовыми криками, в воздух поднялся лес рук со сжатыми кулаками. Рев в зале стоял оглушающий.

Каким-то чудом Карлу удавалось его перекричать.

– Мы все знаем, зачем мы здесь собрались. Чтобы решить нашу судьбу и судьбу нашего города – Венеции. Чтобы решить, как будут жить наши жены и дети, как будет процветать торговля.

Человек из толпы бесцеремонно перебил шведского короля. Стоявшие за его спиной люди, видно, его сторонники, принялись что-то скандировать.

Хасим нагнулся к самому уху Бена:

– Он говорит, что король Карл печется о своей собственной судьбе, а не о судьбе Венеции. Он говорит, что опасность угрожает только Карлу. Якобы Карл хочет, чтобы янычары оказали открытое неповиновение султану только ради своих интересов, а не интересов Венеции. Они кричат: «Убирайся в Швецию, Железная Голова».

Неожиданно к общему гвалту добавились крики боли, и тут Бен понял, что имел в виду Хасим под словом «пинаться». Группа противников Карла, которая только что спокойно стояла, вдруг запрыгала-заплясала на месте: шведы и поддерживающие короля янычары яростно молотили их ногами по щиколоткам и голеням, если те не успевали увернуться, отдавливали им ступни. Один упал, и его принялись бить ногами по ребрам, голове.

Выступающие будто не замечали происходящего побоища, и еще один турок перекричал остальных:

– Он говорит, что Карл хочет втянуть нас в войну, в которой мы не можем победить, он хочет, чтобы мы дрались с джиннами и пери, с летающими кораблями, и все только ради своей гордыни, – перевел Хасим. – Он спрашивает, кто заплатит нам за это. Раньше нам жалованье выдавали бей и султан. А будет ли Карл платить? Покроет ли он все наши потери в войне с русскими демонами?

Карл взметнул вверх сжатые кулаки, и, будто повинуясь одной лишь его силе воли, столпотворение стихло. Возможно, усмиряюще подействовали его гордая осанка солдата и лицо короля, выражающее надменную ярость.

– Я вижу, как трясутся ваши поджилки, я слышу речи робких женщин! – выкрикнул Карл. – Где те янычары, что взяли неприступный Константинополь? И те, что плыли в реках собственной крови к стенам Вены? Куда подевались ваша смелость и отвага сейчас? Копите монеты на бесславную старость? Хотите пожить всласть и понянчить внуков? Но что вы скажете вашим внукам, когда они спросят вас о сегодняшнем дне? Когда вы, вместо того чтобы оставаться доблестными воинами, повели себя как дряхлые старухи и позволили русским, которые разбили вас в Пруссии, взять город без малейшего сопротивления! Вы уступили им свои постели, чтобы они тешились с вашими женами и дочерьми? Что услышат о вас ваши внуки, вы, бравые янычары?

В два прыжка король оказался в самом центре толпы и изо всей силы пнул вопящего противника. Турок завизжал и упал. Его сторонники подскочили к Карлу, но ударить не посмели.

За спиной Карла стоявший на возвышении турок начал торжественную речь.

– Это мой отец, – гордо произнес Хасим. – Он говорит, что султан велел нам покинуть свои дома. Покинуть своих детей, жен, оставить дела, забыть честь. Султан должен быть пристыжен, у султана нет чести и достоинства. Может быть, и у янычар больше не осталось чести и достоинства.

Из толпы вырвался еще один голос, который утверждал, что все дела пойдут прахом, если они взбунтуются против Порты, им тогда не с кем будет торговать. В этот момент в словесный бой вступил Рива, который от имени Черной Бороды и его компаньонов заявил, что у них есть не только корабли, готовые вступить в бой, но и еще они ищут купцов, которые будут поставлять хороший товар в американские колонии.

Произошло нечто сверхъестественное: вдруг военный совет смешался с купеческим собранием, в один котел сыпались слова о барышах, смелости и отваге, торговых сделках и малодушии воинов. Казалось, уже никто не решал вопрос, воевать с русскими или нет, – обсуждали, как выгодно устроить жизнь после сражения.

Поорав так с полчаса, собрание резко вернулось к главной теме.

– Мы не можем победить их! У нас нет магов, чтобы одолеть их демонов! У них воздушные корабли, а у нас нет против них оружия! – слышались крики.

– Ну, тогда расходитесь по домам! – присоединился к хору голосов Карл. – Расползайтесь по своим норам! Я буду воевать один! Я сохраню вам ваш город, защищу ваших детей и женщин, а вы сидите и тряситесь от страха в той дикости, в которой приучил вас жить султан. Расходитесь все!

– Вот это серьезный разговор! Ты скажи, как нам надо драться? Скажи, шведский король, скажи!

Настал решающий момент, и Бен вдруг почувствовал, что сам воздух пришел в колебание, как чаши весов. Споры балансировали на грани гордости и здравого смысла. Здравый смысл говорил, что янычарам драться не надо. Гордость говорила обратное – должны. При других обстоятельствах Бен посоветовал бы им держаться здравого смысла, но, с другой стороны, если Карл вынужден будет бежать из Венеции или сражаться в отчаянном одиночестве, то тогда уж наверняка Бену никогда не видать ни Ленки, ни записей Ньютона. Их нужно убедить остаться и вступить в бой, и в этом деле важно использовать Ньютона – это ключ к победе.