Монгол - Тейлор Колдуэлл

Упрямый Джамуха никак не мог успокоиться и сделал еще одну бесполезную и опасную попытку. Он решил поговорить с Кюреленом, считая, что тот его поймет правильно. Кюрелен его внимательно выслушал, а потом сказал:

— Тебе, Джамуха, не приходило в голову, что Темуджин просто возвращает долг Тогрул-хану за прежнюю услугу? Когда Темуджину было совсем худо, Тогрул-хан ему помог, и это была щедрая помощь. Теперь Тогрул-хан просит, чтобы Темуджин исполнил свои обязательства и оказал помощь ему!

— Тогда все было по-другому. Темуджин просил у него помощь, она была необходима для того, чтобы выжил наш народ. А в этой войне Тогрул-хан и его китайские друзья выступают против татар, положение вообще совершенно иное. Тогрул-хан получит щедрую награду за то, что будет уничтожено голодное племя кочевников, чье единственное преступление состоит в том, что им нечего есть. Он швырнет обглоданную кость Темуджину, чьи воины не получат никакой награды, кроме ужасов войны и смерти. Непонятно, зачем он должен ввязываться в свары, которые его не касаются?

— Ты считаешь, что эта война станет для них несчастьем?

Кюрелен выбрался из юрты и стоял, наблюдая за шумно собиравшимися в поход воинами. Джамуха стоял с ним рядом. До них доносились громкие возгласы, смех, шутливые споры и размолвки. Кони перебирали ногами, ржали, вставали на дыбы, крутились на месте. Вокруг стоял жуткий шум. Лица воинов блестели под толстым слоем жира и грязи. Многие размахивали арканами, пытаясь накинуть их на стоящих рядом людей или всадников и стащить их с коней. Все сопровождалось шуточками и восклицаниями восторга при виде особенно удачного броска. Воины часто ввязывались в шуточную борьбу, и звук свистящей стали добавлял шум и возбуждение в лагере. Все казалось ярким, волнующим и постоянно меняющимся.

— Я их не видел такими веселыми уже долгое время, — заметил Кюрелен. — Они пьяны от радости и возбуждения и с нетерпением ожидают сражений.

— Потому что они отравлены мечтой о победе и славе, а этому здорово помогли моления и предсказания жрецов и священников.

Кюрелен, не отрываясь, глядел на воинов.

— Хотелось бы тебе верить. Но на свете все не так просто, как об этом рассуждают умные люди, — задумчиво протянул он. — Я верю, что в людях живет любовь к сражениям, и это не только потому, что их воображение подогревают хитрые слова священников или вождей. Нет, жажда борьбы в крови человека. Правда, бледные подобия людей, без живой крови, отрицают такое, но правы ли они?

— Ты считаешь, что мужчины предпочитают проливать кровь и рады мукам, смерти и ненависти, а не миру, безопасности и дружбе? — не поверил ему Джамуха.

Кюрелен медленно кивнул:

— Да, потому что мир и безопасность утомительны и сводят людей с ума. Люди говорят, что когда они находятся под защитой стен, сила исчезает сама по себе и может себя сожрать, как прикованное к цепи животное. Сталь, кровь и смерть во время войны — это то, что требует буйный дух людей, мистически склонных к самопожертвованию и самоутверждению. Во время войны человек ощущает большую безопасность, чем приносит ему мир и покой, ведь он ощущает себя частью огромного общего дела и может служить под началом действительно великого полководца.

Кюрелен улыбнулся, глядя на бледное и взволнованное лицо Джамухи.

— Как сделать так, чтобы мир не оказался монотонным, скучным и гниющим, как стоячая вода, ведь иначе он будет противоречить стремлениям человека. Мир должен оставаться волнующим, требовать самопожертвования и помогать человеку оставаться полным сил и желаний. Джамуха, ты этого никогда не найдешь в философских книгах, в сухой пыли, отложившейся на мертвых лицах. — Кюрелен рассмеялся. — Наше учение принижает людей, а война их вдохновляет. Умирают не они, а мы. Мы заканчиваем свою жизнь, а они продолжают жить.

Джамуха молчал. Он внимательно наблюдал за чем-то, а потом неожиданно промолвил:

— Взгляни на лица женщин. Они не радуются и не смеются. Они полны скорби и страха!