Тринадцатый год. Часть четвертая - Вадим Барташ

окна, развернул прежде всего «Санкт-Петербургские ведомости». Почти сразу же ему попалась на глаза передовица Калганова, знакомого журналиста, с которым они несколько дней назад встречались на квартире у военного музыканта Казаченко. Статья его посвящалась Китаю. В ней этот известный и уже в последнее время ставший модным столичный журналист, писавший про политику и затрагивавший международные темы, пространно рассуждал о том, что сейчас происходит в Китае, и какие перспективы у этой страны, после Синьхайской революции и свержения маньчжурской династии.

С 1911 года в Китае установилась республика. Причём это случилось впервые на Востоке, для которого привычным делом всегда являлся монархический строй. А до того 267 лет малочисленные маньчжуры господствовали в огромной Поднебесной, и во многом именно они задержали развитие некогда богатой и передовой страны. И вот, власти их пришёл конец, династия Цин была свергнута. Вначале первую скрипку в после маньчжурском Китае стали играть Сунь Ятсен и его революционно настроенные соратники, создавшие в 1912 году партию Гоминьдан, однако они не долго верховодили в многомиллионной стране, и уже вскоре их оттеснил от кормила власти более изворотливый и совершенно беспринципный генерал Юань Шикай, ещё вчера верой и правдой служивший цинам, и его сподвижники. И теперь именно Юань Шикай, и стоявшая за ним военная клика, заправляли всеми делами в этой стране, которая окончательно погружалась в бесконечные разборки и задыхалась от беспрецедентной коррупции. В своей статье Калганов делал неутешительные выводы, что многострадальный Восточный гигант хотя и освободился от маньчжурского гнёта, но не имел никакой надежды достичь процветания, и вскоре его неизбежно подомнут под себя такие державы, как Великобритания, Япония, Франция и США. И что у России, запаздывавшей к дележу южного соседа, всё равно имеются свои интересы, о которых она не должна забывать, и которые ей ни в коем случае не стоит упускать. В частности, Калганов распространялся о том, что России, даже и после не очень удачной Русско-японской войны, следовало как можно напористее действовать в Северо-Восточном Китае, на территории исторической Маньчжурии, и Россия не должна позволять другим державам осваивать эту территорию вблизи у своих границ. И вообще, на перспективу, над Маньчжурией она должна установить свой протекторат, так как через неё проходит кратчайший путь из Забайкалья во Владивосток. А ещё в качестве примера, насколько плохи обстояли дела у Китая, Калганов описывал восстание губернатора провинции Цзянси, некоего Ли Лецзюна, которого нынешний правитель Поднебесной, военный диктатор Юань Шикай, отстранил от должности, но тот не согласился с этим решением и не сложил с себя полномочий.

Они уже выпили по второму бокалу шампанского, когда Надя обратилась к мужу:

– Николя, помнишь, ты у меня на днях спрашивал, что я в последнее время пишу, и я тебе ничего по этому поводу не ответила, так вот… Я решила тебе всё сейчас рассказать…

– А это обязательно? Я так просто тебя спрашивал. Можешь и не говорить…– несколько рассеяно ответил Николай, думавший о чём-то своём.

– Обязательно скажу – продолжила Надя. – Дорогой, я подписала договор с одним книгоиздателем, и он заказал мне повесть. Примерно на сто страниц. Она, эта повесть, ну как бы это сказать…– Надя ненадолго запнулась, а затем махнула ладошкой, – а-а! А давай-ка мы ещё с тобой выпьем по бокалу шампанского?

Николай налил шампанского в оба бокала, они выпили, и Надя продолжила: – Я в этой повести описываю свою жизнь. И в ней, разумеется, пишу и про тебя… и про Костю. Я пишу про нашу с тобой любовь, Николя. Может быть я и неправильно поступаю, потому что не стесняюсь признаваться, что очень люблю тебя, Николя, но и Косте находится место в моём сердце, и он является частью моей жизни, и от этого никуда не деться. Но ты не должен меня к нему ревновать! Я пишу про то, как мы долго шли, Николя, к нашей любви, и через какие препятствия пришлось нам с тобой пройти. Что у нас поначалу ничего не получалось, и нам надолго пришлось с тобой расставаться. И что, в конце концов, мы всё-таки друг другу стали близки! Ну, в общем, эта повесть про нас! И ещё она… про Костю. Но ты не беспокойся, хотя она по существу автобиографическая, однако все имена в ней я изменила, и даже место событий в этой повести не названо, там фигурирует не Самара, а некий город «С». Так вот… дорогой, мой любимый, мой единственный, я хочу тебя попросить об одном… Пока мы в Петербурге, я бы очень хотела ещё раз встретиться с Зарудцким. Он всё-таки воевал вместе с Костей в Болгарии, и этот штабс-капитан был с ним до последних часов его жизни… Мне необходимо ещё выяснить кое какие подробности для моей повести. Поговори с Зарудцким? Мне с ним необходимо хотя бы ещё раз встретиться.

– Я постараюсь привести его, – кивнул головой Николай.

Они уже поужинали, и Надя, после того как убрала со стола, закрыла номер на ключ, и увлекла мужа в спальню.

***

Николай привёл Зарудцкого на следующий день. Надя очень ждала его. Соколовский хотел уйти в другую комнату и не мешать им, но Надя настояла, чтобы он присутствовал при их разговоре.

– Сергей Аркадьевич, – обратилась к штабс-капитану Зарудцкому Надя, – вы меня с Николаем уж извините, что мы потревожили вас, но я думаю вы догадываетесь, о чём я бы хотела поговорить?

– Да, конечно. Догадаться не сложно.

– Чаю?

– Можно и чаю. Но я бы не отказался и от коньячка.

Надя заказала коньяк.

– Вы хотите узнать ещё кое какие подробности из жизни своего первого мужа? – начал первым Зарудцкий.

– Вы правы.

Зарудцкий поправил свой чуб.

–Ну что ж, я готов вам всё как на духу о Косте рассказать. Хотя вроде бы и многое, что знал, изложил в первое своё посещение. Я вам уже говорил, что мы с Костей Олейничевым познакомились в Одессе, где находился сборный лагерь для добровольцев, отправлявшихся в Болгарию. Костя был какой-то замкнутый и немногословный, весь в себе, но я с ним быстро сблизился. Наверное, потому, что в лагере наши с ним лежанки были рядом и мы вольно невольно начали общаться. Затем уже на пароходе по пути в Болгарию мы и вовсе с ним сдружились. Ну а по прибытию на место, через две недели, мы вновь повстречались. На этот раз это был военный лагерь под Пловдивом, где формировалось наше подразделение. Там мы опять получили соседние лежанки. Как будто бы судьба нас всё время с Костей сводила. И