Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода

Ольга Никаноровна не боялась и никогда не робела перед ним, если надо — то и требовала, спорила. И как вышестоящее командование, самое суровое, в конце концов уступало, так и бог, если он был, решил повременить и не призывать в ряды небесной медслужбы еще одного хирурга.

Когда по-прежнему прямая как штык, Прокофьева выбралась из палатки на воздух, произошло это еще через три дня, Раиса была готова услышать от нее: «На ампутацию», но от увиденного онемела. Суровая Ольга Никаноровна улыбалась. До сих пор можно было решить, что она вообще не умеет этого делать.

— Температура упала. Отстояли, — сказала она коротко и строго, как всегда. Но глаза, глаза ее, глубоко запавшие на осунувшемся, остром лице, светились. И с чего Раиса взяла, что они у нее серые? Зеленые, кошачьи прямо, живые женские глаза. Молодые. — Так, ты чего не спишь, Поливанова? У твоей смены отдых. Шагом марш.

Прошли еще сутки, когда «бригаде два часа отдыха» сменились командой «бригаде отбой». А потом пришел приказ о переходе к обороне и передовую группу отозвали обратно. Работать стало чуть проще.

Фронт опять врос в землю, и только ежедневная канонада казалась слышнее и злее, чем обычно. Как назло зарядили дожди, летняя жара уступила стылой сырости. В палатках для тяжелораненых даже поставили печки, подтапливать. Хотя до сих пор отдельно обогревали только шоковую.

Вот таким сырым вечером, когда из низких туч опять сеялся мелкий, пронизывающий дождь, подошла подвода, привезшая единственного раненого. Ездовой почему-то вел лошадь под уздцы, и по тому, как на нем самом обвисала мокрая плащ-палатка, а на сапогах налипло по пуду, было ясно, что он так шел с самого начала. Тут же у подводы шагали два бойца, такие же усталые, промокшие. Рядовой, невысокий, коренастый, лет тридцати, поглядывал на подводу и раненого с какой-то опаской, сержант — совсем молодой, лет на десять моложе своего подчиненного, шел чуть не у самого колеса и с нарочито бодрым видом дымил самокруткой, прикрывая ее ладонью от дождя. Рядом с раненым, капитаном, как поняла Раиса, приглядевшись, сидел санинструктор, молодой курносый парнишка, который глядел так испуганно, будто рядом с ним лежала неразорвавшаяся бомба.

— Помощник командира саперного взвода сержант Горохов, — доложился молодой боец, — Тяжкое у нас дело, товарищи доктора. Зовите командира.

И не сразу позволил санитарам с носилками подойти. Те очень удивились, но Прокофьеву вызвали. И оказалось, что на счет неразорвавшейся бомбы Раиса почти угадала. Только боеприпас перепутала. Не бомба, конечно. Минометная мина.

Когда-то по пути к Перекопу на попутной машине Раиса на ящиках с такими минами выспаться умудрилась. Шофер ей потом даже показал, на чем она устроилась. Мелкая мина с небольшую свеклу величиной. И форма похожа, тоже округлая, с острым носиком, только вместо ботвы стабилизатор, стальные перья.

Вот этот хвост и торчал наружу у правого плеча раненого, окруженный витками окровавленной марли. Даже то, что капитана перевязать сумели, казалось чудом. Мина не разорвалась, но что с ней и в какой момент заряд сработает, не знали даже саперы.

На короткое совещание с ними Прокофьева позвала только троих — Ведерникову, Лескову и Раису. Объяснила коротко — мина в мягких тканях плеча. Медлить с операцией нельзя.

— Если мина встала на боевой взвод, товарищ майор, может быть все, — сказал сержант, — Это пятьдесят миллиметров, самая пакостная.

— Точнее, пожалуйста. Взрыв возможен при прикосновении к любой ее части, включая стабилизатор?

— Так точно. Может, она и вовсе не взорвется. А может от громкого голоса сработает. Носик трогать опаснее всего, но, — он виновато посмотрел на Прокофьеву, — Нету к полусработавшему боеприпасу безопасного подхода.

— Пожалуйста, без лирики. С неразорвавшейся как предполагаете поступить?

— Предписывается уничтожать подрывом на месте. При невозможности, как у нас — поместить в ящик с песком, как можно аккуратнее. И, отнеся на безопасное расстояние, подорвать. Если какую ямку найти, полста метров хватит.

— Ясно. Тогда, товарищ сержант, вам придется присутствовать при операции.

Раиса стояла рядом с сапером и услышала, как он коротко вздохнул, как будто собирался нырять в прорубь:

— Есть присутствовать. Аккуратненько ее… принять у вас, — сержант сбился с уставного тона, — и сразу унести от греха подальше.

Прокофьева медленно, очень внимательно обвела глазами свою команду. Лескова чуть подалась вперед и Раиса ждала, что она сейчас скажет, «разрешите мне ассистировать, товарищ майор». Но Ольга Никаноровна, похоже, предугадала это и еле заметно качнула головой. Она молчала еще секунд пять, невероятная для ее быстрой манеры решать и распоряжаться пауза. Наконец сказала, ничуть не изменившись ни в лице, ни в голосе:

— Готовьте операционную. Товарищу сержанту выдать халат и подробно проинструктировать, как вести себя и где стоять. Оперировать буду я, под местным. Операционная сестра — Поливанова. Больше не нужно никого.

Ведерникова хотела было возразить, но натолкнувшись на взгляд командира, не сказала ни слова.

Халат на сержанта едва нашли, и то он все равно не сходился до конца на его богатырских плечах.

— Вам приходилось видеть, что такое хирургическая операция? — спросила его Прокофьева.

— Никак нет. Но вы мне только покажите, товарищ майор, где встать, чтоб под руку вам не лезть раньше времени.

— Отлично. Вот этот инструмент, видите? Это корнцанг. Когда я разрежу мышцы, мина станет подвижна. Вы им ее захватите и заберете. Защелкните кремальеру, вот так, смотрите внимательно. Тогда мина будет прочно зафиксирована в захватах. Попробуйте пока, как это делается. Вот с этим инструментом. При операции мы вам дадим точно такой же, но стерильный.

Сапер бережно принял корнцанг тем аккуратным жестом, каким берутся за незнакомое и наверняка заряженное оружие. Повертел в руках, пощелкал.

— Ладные у вас щипцы. Справлюсь.

— Вы подходите и забираете мину только по моей команде, не раньше. До того просто стойте рядом. Понятно?

— Понятно, товарищ майор. Ящик куда разрешите поставить?

— Какой?

— С песком. Я туда мину опущу. В ямку, заранее, чтобы не ворохнуть. А там уж подорвем, главное забрать.

— Поняла. Сестра вам покажет.

В операционной было непривычно тихо. Слышно было как снаружи, по натянутому брезенту с почти электрическим треском бьют мелкие дождевые капли. Керосиновая лампа-молния горела ярко, и свет ее показался сейчас Раисе резким, словно от осветительной ракеты. Раненый капитан был в сознании. Он смотрел тоскующим взглядом человека, всякую секунду ждущего смерти и уже уставшего дожидаться. Увидев вошедшую Прокофьеву он, остерегаясь шевельнуться