Бродский. Двойник с чужим лицом - Владимир Соловьев

* * *

Энергия слова, плотность всей ткани прозы так велики, что можно с уверенностью сказать – писал книгу молодой человек. Это как голос, – по его интонации узнаёшь о состоянии, настроении говорящего, – голос, его звук, скорей даже тон его, нельзя подделать. Так же и с энергией, которую я ощутила. Поэтому в частых отсылах читателя к мысли о бренности и собственного бытия, у автора есть – на сегодняшний день! – через элегантные лекала различной направленности пластики – как бы некоторая доля лукавства – вот так он, как мне показалось, чуть смущенно оправдываете энергетику молодой своей литературной силы. А она на протяжение всего повествования не иссякает. Кажется, энергии слова не будет конца. Впрочем, это так и есть. И возрадуются кости, Тобою сокрушенные (50-й Псалом Давида).

Как необычайно точно написано в книге «Бродский. Апофеоз одиночества» о том, почему было трагично, что Бродского практически не издавали в России, пока он там жил, о том, что потеря его для читателя тех лет – это еще не главное, а основное – что он, как поэт, совсем не существовал какое-то время для литературного процесса со своими новациями, о которых не знали и потому он шел без его поэтики. Проникнуть в эту глубину глубин (в данном случае не тавтология) может лишь удивительная наблюдательность таланта критика. Но, понимаю, В. Соловьеву необходим был другой выход в пространство и время. «Музыку чужих жизней хочу и я извлечь…» – цитирую авторские слова. А это уже мучительная надежда и мечта именно художника.