Путь Никколо - Дороти Даннет

— Это самая гнусная шутка, — Феликс весь дрожал. — Это было мерзко. Это было грязно, отвратительно, несправедливо… — Слезы катились у него по щекам. — Вы могли бы выдумать историю получше. — Он заметил, как они переглядываются между собой. Булыжник у него в желудке начал подниматься к самому горлу.

— Я иду в таверну. Не хочу вас больше видеть.

Они не тронулись с места, и он также не шевельнулся. Затем все же сделал попытку приподняться. И, закрыв лицо ладонями, зарыдал.

Джон Бонкль обнял его за плечи и, нахмурившись, обернулся к Яну Адорне.

— Рассказывай. Он должен узнать обо всем, что тебе известно.

* * *

Хеннинк, удивленно косясь на непривычно нарядное платье хозяйки, сообщил ей, что jonkheere Феликс отправился в Портерслоджи. Хеннинк и все прочие пока ничего не знали. Вернувшись из особняка Адорне, Николас с демуазель прошли сразу внутрь и пока оставались там. Работникам нельзя сообщать эту новость прежде хозяйского наследника. А хозяйский наследник, как резонно заметил Николас, лучше пусть узнает обо всем в доме, чем на улице.

Мать Феликса хранила молчание, думая о том, что слухи уже начали распространяться по городу. И хотя меньше всего ей хотелось, чтобы Феликс узнал обо всем на людях, но она полагала, что гордость не позволит ему устроить сцену в таком месте, как Общество Белого Медведя.

Так что, разумеется, он сразу пойдет домой.

Николас предлагал сообщить обо всем ее сыну заранее, и теперь она понимала, что это и впрямь было бы куда разумнее. Сейчас он не упрекал ее ни в чем.

Вероятно, он вообще никогда не станет делать ей замечаний. Не более, чем, к примеру, Хеннинк. У него не было такого права; хотя в деловых вопросах, порой, забываясь, он говорил с ней как равный.

Но пока можно было решить хотя бы один вопрос, и потому Марианна де Шаретти попросила мейстера Грегорио прислать к ней в спальню Тильду и Катерину. Она заранее отрепетировала все, что им скажет, и сейчас в упрощенном виде повторила те же доводы, что были представлены Адорне и прочим. Потому что Клаас такой умный, и они все его очень любят, она попросила, чтобы он помогал ей управлять компанией и остался с ними навсегда. Но мужчины и женщины, которые остаются навсегда вместе, должны пожениться. И теперь Клаас, которого им следует называть Николасом, стал ее мужем. Но, разумеется, он никогда не заменит девочкам отца. Они должны относиться к нему так же, как сама Марианна. Как к другу.

Катерина была озадачена. Теперь Клаас будет привозить подарки из Италии только для матери, а не для нее. Но нет, разумеется, нет. Все будет по-прежнему. И подарки будут для всех. Просто Клаас отныне станет работать в доме, а не в красильне. И называть его следует Николасом. Катерину это вполне удовлетворило.

А вот с побледневшей как полотно Тильдой оказалось труднее.

— Ни у кого из наших подруг матери не выходят замуж за лакеев.

Прежде чем Марианна успела придумать достойный ответ, ее младшая дочь воскликнула с негодованием.

— Клаас никакой не лакей!

— А кто же тогда? — не сдавалась Тильда. — Ты уже сказала Феликсу?

— Скажу, как только он придет, — ответила Марианна. — Тильда, вы с Катериной обе правы. Николас, конечно, не лакей. Но он происходит из низшего сословия. Однако разве хоть кто-то из ваших знакомых вышел замуж за такого же умного человека? Вы ведь знаете, как он отличается от всех прочих в красильне. Даже от Хеннинка.

— А ты что, собиралась замуж за Хеннинка? — взвизгнула Тильда. — Почему ты не вышла за Удэнена де Билля? Он ближе к тебе по возрасту. У тебя что, будет ребенок?

Марианна в ужасе уставилась на дочь. Она и сама не знала, чего ожидать. Но явно не была готова ни к чему подобному.

Катерина вновь негодующе вмешалась:

— Она наша мама. У нее уже есть дети.

— В самом деле? — переспросила Тильда. — А может, наш новый папа приведет в дом и других детей? Хотя, наверное, мы никогда не узнаем, ему они принадлежат, или Феликсу.

Она в упор взирала на мать. Нежная, милая девочка тринадцати лет. Марианна ровным тоном уточнила.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ты вообще не знаешь, что происходит. Разве ты не слышала, что они перепродают друг дружке своих любовниц? Клаас забрал Мабели у Саймона Килмиррена. Джон Бонкль получил ее от Клааса, а Феликс купил ее у Джона. Вот зачем ему понадобились восемь шиллингов.

Именно в этот момент Николас отворил дверь. Марианна медленно поднялась на ноги. Тильда, повернувшись к матери спиной, решительным шагом направилась к нему. Затем плюнула прямо на одежду и вышла прочь.

Личико Катерины сморщилось.

— Какой характер, — заметил Николас, тщательно стирая плевок платком. — Думаете, пятно останется? — Он уселся, продолжая тереть. — Вот уж не знаю. Что ты думаешь об этом, Катерина? Она привыкнет? Это ведь не так просто, покататься с кем-то на коньках всего одну минуту, а потом обнаружить, что теперь вам предстоит кататься вместе каждую зиму.

Катерина по-прежнему пряталась у матери в объятиях, но лицо ее слегка просветлело.

— Она сказала, что ты продал Мабели Феликсу, — осуждающе заметила она.

— Да не может быть, — с улыбкой отозвался Николас. — Мабели разочаровала меня. Ты знаешь, что она предпочла мне Ажона Бонкля. А потом как-то раз Феликс слишком много выпил и решил, что сможет купить ее у Джона. Но ведь нельзя покупать и продавать таких славных девушек, как Мабели. Поэтому она по-прежнему осталась подружкой Джона. Вот, к примеру, у тебя есть близкий друг?

— Мне нравишься ты, — заявила Катерина.

— Это славно, — промолвил Николас. — Но тебе приходится делить меня с Тильдой и со своей мамой. А сейчас Тильда очень расстроена. Поэтому нам всем нужно вести себя тихо и быть с ней поласковее, пока она не привыкнет. А ты пока оставайся с мамой. Сударыня?

Она усадила Катерину на колени, и обе улыбались ему. Я не должна забывать об этом. Я не должна забывать, что он со мной. Я не одинока.

Но вслух она сказала лишь:

— Да Николас?

— Я попросил, чтобы Феликсу, как только он появится, передали, что сперва ему лучше повидаться со мной, а не с вами. Вы позволите?

Накануне она отказалась бы наотрез. Но сегодня уже понимала, что ей не под силу совладать с Феликсом. Господь всемогущий, она не смогла справиться даже с Тильдой. Марианна де Шаретти кивнула.

— Тильду, думаю, на сегодня нам лучше оставить в покое, — предложил Николас. — Катерина, ты не возражаешь против того, чтобы сегодня ночью спать с мамой? Ты же видишь, Тильда сердится, она может наговорить такого, о чем потом сама пожалеет. Но это ненадолго.

Катерина подняла на него глаза.

— Не знаю. Я надеялась, что ты женишься на мне. Но, наверное, Тильда на самом деле сама мечтала выйти за тебя замуж и завести детишек. Вот почему она так злится из-за Мабели. Она вечно приглядывалась, когда же та потолстеет и заведет малыша.