Из озера взметнулись молнии - Милисав Антониевич-Дримколский

Хороший человек. Замечательный человек! Он берется за любую работу, во все вникает досконально, ничто не ускользает от его внимания. Будь у меня еще двое таких, я считал бы, что проблема кадров на стройке решена.

— А сейчас, — сказал председатель, — пойдем ко мне домой. В прошлый раз ты обещал.

— Извини меня и сегодня, товарищ Наум, мне еще надо побывать на некоторых участках. Вот закончим, и тогда с радостью побываю у тебя в гостях. И не забудь, товарищ Китаноский, крестьяне немедленно должны вернуть лошадей на стройку. Я понимаю, они нужны для работы в поле, но другого выхода нет. Что можно еще сделать? Как ты считаешь? Ведь остаться без лошадей — значит остаться без транспорта и прекратить все работы.

Китаноский согласно кивнул, пообещал еще в течение этого дня связаться с общинными комитетами и договориться о возвращении телег. Они крепко пожали друг другу руки, и Мартин зашагал по мостику через ручей, который теперь журчал весело и задорно. Китаноский проводил его взглядом и, как бы обращаясь к кому-то рядом, сказал тихо:

— Только такие люди могут нести на своих плечах столько забот. Но может, и у них бывают сомнения в успехе? Может, и они сгибаются под тяжестью задачи?

Крстаничин возвращался из городка и, несмотря на усталость и озабоченность, был в хорошем расположении духа. Он тихо напевал какую-то песенку, запомнившуюся еще с детства, но потом умолк, снова помрачнел, думая об обещании председателя и о том, как крестьяне без телег и лошадей будут вывозить хлеб. Стоя у дверей автобуса в ожидании остановки, он пробормотал вслух:

— Наум готов все сделать для строительства, но из-за моего требования немедленно вернуть лошадей с телегами деревня может взбунтоваться.

И вот вам, продолжал он дискуссию с самим собой уже мысленно, заваруха, стычки, конфликтная ситуация-да еще в такой трудный для страны период… Но прекращение строительства было бы самым большим позором и для меня, и для рабочих. И для руководителей, которые мудро молчат, не появляются на стройке!.. Но и они люди, тоже сделаны не из стали, тоже каждый день преодолевают препятствия, трудности, попробуй-ка охвати все, ничего не забудь. В общем, можем мы или нет, но должны справиться, преодолеть все. Да, это единственный путь, другого нет. Но хватит ли у меня сил, здоровья, чтобы выстоять… Тоже мне строительство, черт возьми, ведь голыми руками строим! Он махнул рукой, отгоняя мрачные мысли, и быстро спустился к поселку, завернул в столовую, перекусил стоя и, не отдохнув ни минуты, отправился на обход объектов.

Когда стало смеркаться и звон железяки, висящей на дубе, оповестил о конце рабочего дня, Мартин добрался до одного из водосборных туннелей. Вошел внутрь, осмотрелся, что-то измерил, подсчитал, потрогал бетонное покрытие и, все проверив, вышел наружу с последним рабочим, освещавшим дорогу карбидной лампой. На пути к поселку Мартин спросил его, как семья, как жизнь в деревне. И рабочий рассказал о людях, которые терпеливо работают и живут в надежде, что в один прекрасный день будет лучше. На прощанье Мартин пожал его тяжелую шершавую ладонь, поблагодарил и пошел к себе.

Он присел немного отдохнуть, но через несколько минут уже занялся проектом, блокнотами. Долго сидел он за столом, а когда почувствовал, что больше нет сил, рухнул на кровать. Смертельно усталый, он заснул крепчайшим сном. Но после полуночи проснулся от боли в желудке, к горлу подкатывала тошнота. Что это со мной? Отчего меня тошнит? Что я ел за ужином? Не помню, съел что-то на ходу. Кажется, сыр. Всего один кусок и съел, неужели от этого? После некоторого колебания он заставил себя энергично подняться, как и положено здоровому человеку. Есть у меня еще силы, не слабак ведь. Он набросил на плечи пальто, потому что по ночам в здешних краях сильные ветра, и сел на порог. Его стошнило какой-то зеленью, и он встревожился: что-то с печенью. Но где сейчас, в этих условиях заниматься здоровьем?

Закутавшись в пальто, Мартин сидел на пороге. Постепенно боль отпустила, и он стал разглядывать ночное небо, пытаясь определить, какой завтра будет день, дождливый или солнечный. Звезды, чуждые всем земным заботам, подмигивали ему, посмеивались, а иные летели по небу и исчезали в бесконечном пространстве вселенной. Буйный ветер по-прежнему дул с гор в долину, словно злился на нее. Небо звездное, а такой ветер. Странно… Только на юге погода может быть такой. Разнузданной, непокорной. Самоуверенной до бесконечности.

Согнувшись и держась руками за голову, он вернулся в комнату, улегся на кровать. Тишина. Все кругом спят, только ветер шумит, а издалека, из густых горных лесов, доносится завывание волков, затеявших свои свадебные хороводы.

Перед рассветом Мартин услышал тихий разговор на кухне, покашливание, бульканье наливаемой в котел воды и песню «Птичка мне поет утром ранним». Эту песню обычно напевает Марко, чтобы разбудить своих помощников: им надо встать пораньше и вовремя приготовить завтрак. Может, кто-нибудь заглянет ко мне. Марко часто заходит, чтобы убедиться, что я встал раньше всех, помогает зажечь керосиновую лампу… Чашка чая мне бы не помешала. От него прошла бы тошнота, желудок бы успокоился. Да, хорошо было бы выпить чего-нибудь теплого. Наверно, я простудился… Вчера вечером бегал по стройке весь в поту. Рубаху не сменил, а когда стемнело, подул холодный ветер. Да, теперь все понятно, но отчего так тошнит?.. И он снова уснул. Снились какие-то сны, но ни один из них не запомнился. Он проснулся, когда солнце уже припекало. С тех пор как я здесь, никогда еще так долго не спал, удивился он. Зато голова прошла.

Мартин сбросил одеяло, встал, умылся холодной водой из глиняного кувшина. Хотел выпить воды с сахаром, но передумал и отправился в столовую. По его лицу было видно, что он нездоров-бледный, глаза мутные. Марко долго и внимательно смотрел на него, потом спросил:

— Что с тобой, товарищ Мартин?

— Знобит и тошнит, наверное, немного простыл.

— А с желудком все в порядке? Ты что вчера ел в городе?

— Ничего. Только вечером здесь ужинал. Съел то, что ты мне дал. И больше ничего.

— Странно, сыр был созревший, вкусный…

— Да, вкусный, а может, он все-таки был несвежий?

— Что ты, товарищ директор, сыр добрый, без изъяна. Все люди на стройке ели его. Я тоже ел. Желудок у тебя более чувствительный, вот что. Тошнит, говоришь? Самое лучшее сейчас — выпить чаю из ромашки. Хорошо помогает. Вот мне, например, ромашка всегда помогает, когда объемся, когда жена моя, Марковна, приготовит