Подлинная история Айвенго, Робина Капюшона и прочих - Александр Баренберг

Не долго думая, юноша накинул на голову капюшон своего плаща. Если его сейчас опознают как еврея - конец.

Меж деревьев замелькали фигуры людей. Трое дюжих молодцов в крестьянских зипунах, громко хохоча и передавая друг другу объемистую флягу, вывалились на прогалину.

- Глянь-ка, Джон, никак чужак тут прячется! - гаркнул один из них, приметив застывшего под деревом Реувена. - Эй ты, в капюшоне! Ты кто таков будешь?

Реувен постарался принять самый беззаботный вид. Небрежно откинув капюшон, он шагнул навстречу мужикам.

- Робин я, из Локсли, лесничего покойного Альфреда сын.

Крестьяне недоверчиво оглядели юношу с головы до ног. Один из них, рыжий детина с бегающими глазками, хмыкнул:

- Из Локсли, говоришь? А чего ж в лесу-то ошиваешься, в такое время? Никак от веселья йоркского сбег?

Другой мужик, почесав в затылке, добавил:

- И то верно, Джон. С чего бы доброму христианину прятаться, когда иудеев режут? Ты, часом, не из их компании будешь, а?

Реувен похолодел, но виду не подал. Напустив на себя оскорбленный вид, он развел руками:

- Да вы что, мужики? Какой из меня иудей? Крещеный я, в церковь хожу исправно. Просто в город по делам зашел, а тут заварушка эта... Испужался малость, вот и сиганул в лес от греха. Делов-то.

Крестьяне переглянулись, потом дружно заржали.

- Вишь ты, какой пужливый выискался! - сквозь смех выдавил рыжий. - Спужался он... Ну, раз так - твое счастье.

- А капюшон-то зачем напялил? - подозрительно прищурился третий крестьянин, дотоле молчавший. - Прям как иудей какой лицо прячешь. Верно я говорю, а?

Реувен лихорадочно соображал, что бы такое соврать. И вдруг его осенило.

- Так я ж это... Робин Капюшон прозываюсь. Потому как с детства повадился капюшон таскать, от ветра там, от дождя... Вот и кличут меня так в наших местах – Робин Худ. Смекаете?

И юноша фамильярно подмигнул растерявшимся мужикам. Те снова переглянулись - и опять грохнули дружным хохотом.

- Ну, дела! И впрямь, Робин Как-его-там, Капюшон! Умора! - держась за живот, выдавил рыжий. - Ладно, парень, будь здоров, веселись. Пойдем, братцы, а то всех иуд без нас передушат!

И весело гогоча, троица погромщиков скрылась меж деревьев, так же внезапно, как и появилась. Реувен перевел дух и бессильно привалился к стволу дуба. Пронесло.

Однако надолго задерживаться в этом месте не стоило. Натянув капюшон поглубже, он заспешил прочь, углубляясь в чащу. Теперь этот капюшон будет его вечным спутником - и символом того, что разыскиваемому погромщиками Реувену-еврею надлежит исчезнуть. А вместо него пусть живет прячущий лицо Робин Капюшон.

Остаток дня и всю ночь Реувен пробирался сквозь лесные дебри, удаляясь от страшного города. В голове роились мрачные мысли. Как теперь быть? Вернуться в Локсли, зажить прежней жизнью? Немыслимо. Слишком много горя и ненависти накопилось в душе. Родные - тетя Лея, Ревекка, Натан, дядя Исаак - взывали к отмщению из небытия.

На рассвете, обессилев, Реувен в изнеможении опустился на поваленное дерево посреди небольшой прогалины. Достав из-за пазухи уцелевший в погроме свиток с молитвами, он принялся читать священные строки. Слезы то и дело застилали глаза, но юноша упрямо продолжал. Губы его беззвучно шевелились, словно повторяя страшную клятву.

"Я отомщу. Всем, кто повинен в смерти моей семьи. Норманнским баронам и их прихвостням, подстрекавшим толпу. Церковникам, благословлявшим погром. Всем, кто ненавидит и притесняет мой народ. Клянусь, они заплатят за каждую пролитую каплю еврейской крови."

С этими словами он поднял взгляд к небесам, озаренным розовым светом рассвета. Робин Локсли, ставший Реувеном бен Йосефом, а теперь превратившийся в Робина Капюшона, принял решение. Обычная жизнь осталась позади. Теперь его домом станет этот лес, а семьей - такие же, как он, изгои и гонимые. Вместе они будут вершить свою месть - благородным разбоем, защищая слабых и карая притеснителей.

Поднявшись на ноги, Реувен, теперь уже Робин Худ, в последний раз окинул взглядом лесную прогалину - место своего второго рождения. Затем надвинул на лоб капюшон и решительным шагом двинулся в чащу - навстречу новой судьбе.

Лишь одна мысль омрачала его решимость - мать. Мария Локсли, так и не дождавшаяся весточки от пропавшего сына. Что будет с ней? Как сказать ей, что Робина, которого она растила, больше нет?

"Прости, мама, - беззвучно прошептал Робин, прикрыв глаза. - Не суждено мне вернуться. Теперь я принадлежу лесу - и делу отмщения. Я должен исполнить свой долг перед памятью убитых близких. А там, кто знает... Может, когда-нибудь еще и свидимся. А пока - прощай".

И он зашагал дальше, туда, где в утренней дымке уже виднелись очертания древнего Шервудского леса - его нового дома и укрытия. Дома, где ему предстоит стать легендой - Робином Худом, благородным разбойником в вечном капюшоне.

Глава 7: Засада

Декабрь 1193 года выдался на редкость морозным и снежным. Казалось, сама природа противилась возвращению Ричарда Львиное Сердце в родную Англию, воздвигая на его пути сугробы и непроходимые ледяные преграды. Однако не только стихия препятствовала королю. В заснеженных горах Австрии его уже поджидали совсем иные, рукотворные ловушки. И главным их творцом был не кто иной, как храмовник Бриан де Буагильбер.

Прознав от верных лазутчиков, что Ричард с горсткой приближенных тайно пробирается через австрийские земли, Бриан понял: вот он, долгожданный шанс! Здесь, в узких ущельях и извилистых горных тропах, легко будет подстеречь и пленить ненавистного монарха. А после, обнаружив у него пресловутый манускрипт, пустить в ход давно задуманную интригу.

Но в одиночку, даже имея за плечами бесценный опыт Палестинских кампаний, Бриану было не совладать с Ричардом Плантагенетом, гордо прозванным за отвагу и силу Львиным Сердцем. Требовались верные помощники, разделяющие его устремления. И первым из них, конечно же, должен был стать Леопольд V, герцог Австрии и Штирии. Этот знатный и могущественный властитель давно точил зуб на английского короля. Говорили, что оскорбленное самолюбие герцога не знало границ с тех самых пор, как при взятии Акры Ричард приказал сорвать с городской стены штандарт Леопольда. Такой обиды и прилюдного унижения тщеславный австриец стерпеть не мог. И теперь Бриан, зная об этой застарелой вражде, решил сыграть на ней, как на струнах лютни. Прибыв ко двору Леопольда в Вене, тамплиер сумел добиться тайной аудиенции с герцогом. И там, в роскошных покоях, устланных медвежьими шкурами, он поведал о своем дерзком замысле.