Карузо - Алексей Булыгин

Однако несмотря на плохое самочувствие Карузо произвел фурор. 29 сентября в Мехико он пел в «Любовном напитке» и познал подлинный — очередной в своей жизни — триумф, о чем он и сообщил на следующий день жене. А ведь до приезда Карузо в Мексику в прессе бурно обсуждался вопрос, в какой форме находится великий тенор, тот ли он, каким был раньше. Может, его время прошло и пора дать дорогу молодым? Цены на билеты были заоблачно высокими, поэтому пришлось приглашать для исполнения остальных партий певцов довольно посредственных. Единственным исключением была замечательная меццо-сопрано Габриэлла Безанцони, которая вскоре по окончании гастролей в Мексике дебютировала в «Аиде» на сцене «Метрополитен-оперы» (правда, не с Карузо, а с Джованни Мартинелли). Забегая вперед скажем, что в Нью-Йорке певице пришлось очень тяжело — Гатти-Казацца подписал с ней контракт на участие в двух партиях, среди которых не было ее «коронной» роли — Кармен. Это роль была «закреплена» за Фаррар, и та ни за что бы ее не передала другой певице. Ко всему прочему, появление новой певицы с красивым низким голосом обеспокоило немку Маргарет Матценауэр, у которой роль Амнерис считалась одной из самых удачных. Выступления Безанцони в «Метрополитен» проходили в крайне нервной обстановке и, как и в ситуации с Альдой, единственным коллегой, который поддерживал дебютантку, был Карузо. Выполнив обязательства по контракту, певица вынуждена была уехать в Италию, а оттуда в Латинскую Америку, где ее всегда принимали с огромным восторгом.

Следующая партия, в которой Карузо появился на сцене, был Ричард в «Бале-маскараде» Верди. Его вновь раздражали партнеры (за исключением Безанцони). К тому же партия Ричарда довольно трудная; он не пел ее более трех лет, что только усиливало его нервозность. Но волнения его были напрасны — публика встретила тенора с ликованием.

Пятого октября Карузо вместе с Габриэллой Безанцони выступил в «Кармен», которую давали в необычном для оперы месте — на арене для боя быков «Плаца Эль Торео»! Никогда ранее никто из певцов не пел при подобном скоплении публики. На арене собралось 22 тысячи зрителей! Карузо подробно описал этот вечер в письме жене: «После всех приготовлений я отправился на „Plaza“. Это арена для боя быков, на которой установили сцену для оперного представления. Она была ярко освещена солнцем. Голос мой звучал несколько тускло, и это меня беспокоило.

Я быстро оделся, прополоскал горло и вышел на сцену. Меня встретили аплодисментами, но не очень дружными. Я начал петь. Голос звучал тяжело, но я понял, что к концу акта распоюсь. Наступил дуэт с Микаэлой, певшей плохо. Я нервничал и в конце дуэта звучал неважно, хотя публика аплодировала. С этого момента стала изменяться погода. Огромные тучи затянули небо, и в конце первого акта пошел дождь, так что мы с Кармен совершенно промокли. Мы полагали, что публика разойдется, но никто не двинулся с места. После первого акта немного аплодировали.

Второе действие началось под проливным дождем, и это было забавное зрелище. Все вокруг было усеяно тысячами зонтиков. Мы не видели голов слушателей и не слышали оркестра. Мы надеялись, что вот-вот прекратится спектакль, но зрители не уходили. Я начал петь романс и в середине дал кикс на одной из нот (я обвиняю в этом дождь). Мелькнула мысль: „Сейчас будет скандал“, но никто не издал ни звука. Я с воодушевлением закончил романс. Публика горячо аплодировала. А дождь все усиливался. После окончания акта нас вызывали пять раз. Было очень забавно смотреть на „Plaza“, сплошь усеянный зонтиками.

В третьем акте условия еще более ухудшились, а в конце его стали невыносимы. Я спросил:

— Когда мы прекратим петь?

Мне ответили:

— Когда этого пожелает публика.

Но этого никто не желал. В конце третьего акта я распелся, и мне много аплодировали. Кому-то в голову пришла неудачная мысль сказать публике, что представление не будет продолжено, так как актеры не хотят больше петь при такой погоде. Я был в уборной и готовился к последнему акту, когда услышал сильный шум. Наши уборные были расположены там, где готовят к бою быков. Я послал узнать, в чем дело. Когда мне сообщили, что это волнуется публика, я сказал, чтобы объявили, что представление будет продолжено. Это было сказано вовремя, так как уже начали ломать сцену.

Мы закончили оперу под сплошным ливнем, и половина зрителей, безусловно, ничего не слышала из-за шума дождя. Мы все промокли и, наверное, только поэтому имели успех, так как актерски были слабы. Пресса отнеслась к нам благосклонно, и лишь в одной газете написали, да и то в добродушном тоне, что я выступил неудачно…»^[379]

Естественно, когда разъяренная толпа начала ломать сцену, артисты и организаторы спектакля перепугались — унять гнев двух десятков тысяч мексиканцев, заплативших огромные деньги и почувствовавших себя обманутыми, не смог бы тогда никто. Перед следующими спектаклями на арене «Эль Торео» публику уже предупреждали, что в случае непогоды спектакль будет прерван. И это оказалась отнюдь не пустая мера предосторожности. Погода как будто бы издевалась и над публикой, и над певцами. После недели солнечной и ясной погоды неожиданно разразилась гроза — как раз в самый неподходящий момент.

«Закончился этот ужасный день, и я его полностью тебе опишу, начав с того момента, на котором остановился, — писал Карузо жене. — В 15.30 начался спектакль. Голос звучал прекрасно, настроение было отличным, но на небе сгущались тучи и в конце первого акта начал накрапывать дождь. Второй акт прошел с большим успехом. Эти два акта я пропел очень хорошо, и все были довольны, но во время баркаролы, когда я спел „Io sfido і venti, і lampi, і tuoni есс“^[380], на самом деле подул сильный ветер, сверкнула молния и грянул гром. Началась гроза. Я готовился к третьему акту, когда вода стала поступать в мою уборную.

Мы ждали в течение получаса. Публика не расходилась. Когда стало невозможным находиться в уборной, я надел плащ и вышел. На мой вопрос: „Что мы будем делать?“ — последовал ответ: „Пойдем домой“. Быстро переодевшись, я ушел.

Это первый случай в моей певческой деятельности, когда я ни за что получаю деньги. Что ты скажешь, если я отдам эти деньги бедным? Я не хотел их брать, но импресарио ни копейки не вернет зрителям. Тогда я не вижу оснований отдавать деньги. Я думаю послать их моим беднейшим родственникам…»^[381]

Карузо переживал по поводу того, что ему не удалось выполнить обязательства перед публикой, и предложил по завершении гастролей в Мексике устроить бенефис, тем самым несколько компенсировав сорванный спектакль. Все-таки он был очень ответственным человеком и никогда не брал деньги, если не был уверен в том, что честно их заработал.

После выступления с Габриэллой Безанцони в «Самсоне и Далиле» 9 октября Карузо через неделю спел партию совершенно иного плана — Лионеля в «Марте» Ф. Флотова, удивив всех в очередной раз способностью исполнять как роли «героического» амплуа, так и чисто «лирический» репертуар. Однако никто даже представить не мог, каких усилий стоил тенору выход на сцену. Его мучили сильные головные боли. К тому же остальные исполнители не слишком хорошо выучили партии, что, естественно, крайне нервировало Энрико.