Леонард Коэн. Жизнь - Сильвия Симмонс

Холокостом: мужчина испытывает эротическое влечение к женщине, которую ведут на костёр. В некоторых текстах упоминаются обнажённые женщины и раненые мужчины, и между этими образами есть некая связь. В «Письме» (“Letter”) поэт, вооружённый лишь пером и собственным безразличием, одерживает победу над роковой женщиной, делающей ему минет:

я пишу это только чтобы ограбить тебя

что когда однажды утром моя голова

повиснет, истекая кровью, рядом с другими генералами

на твоих воротах

что всё это было ясно заранее

и так ты узнаешь, что для меня это ничего не значило¹²³

В этих стихах время то ли отсутствует, то ли многослойно. Древние грехи встречаются со зверствами нашего времени, а архаичный язык (куртуазный, библейский, романтический) — с современной иронией. Леонард использует как традиционную поэтическую форму, так и верлибр. Как трубадур двадцатого века или как романтик века девятнадцатого, он ставит в центр собственные переживания и чувства — нередко это чувства краха и отчаяния. Эпиграфом к книге взята реплика из рассказа Уильяма Фолкнера «Медведь», один из персонажей которого по поводу «Оды греческой вазе» Китса произносит: «Ему же надо было о чём-то поговорить». Как впоследствии объяснял Леонард, когда у писателя «есть насущная потребность говорить», содержание его текстов «почти не имеет значения» [2]. У Леонарда была эта насущная потребность.

Первый тираж Let Us Compare Mythologies составил примерно четыреста экземпляров. Рут Вайс, которая вместе с Леонардом посещала занятия Луи Дудека и входила в редколлегию университетской газеты McGill Daily, взяла на себя задачу распространять его книгу и продала половину тиража студентам в кампусе. Книга получила несколько рецензий в канадской прессе, в основном доброжелательных. В Queen’s Quarterly сборник назвали «блестящим дебютом» [3]. Милтон Уилсон, критик из Canadian Forum, писал: «Он умеет повернуть фразу, его лучшие стихи разворачиваются ясно и лаконично, и он пишет о чём-то» [4]. Аллан Дональдсон из Fiddlehead нашёл у Леонарда «значительные» достоинства, но осудил то, что назвал его главной слабостью: «чрезмерное увлечение образами секса и насилия, из-за чего его творчество в своих худших проявлениях является поэтическим доведением до абсурда [эстетики] «Фоли-Бержер» и «Комнаты ужасов мадам Тюссо”*²⁴¹. Кажется, мистер Гарри Трумен сказал о «Фоли-Бержер», что нет зрелища скучнее, нежели продолжительная демонстрация многочисленных обнажённых грудей» [5]. Леонард не согласился бы с Труменом. Критика Дональдсона не столько сообщает что-то о качестве обсуждаемых текстов, сколько отражает консервативность и пуританство канадской литературы, против которых так яростно восставал Ирвинг Лейтон. В книге имелось посвящённое Лейтону стихотворение «To I. P. L.» («И. П. Л.» — второе имя Лейтона было Питер), в котором он с любовью описал своего друга: развратник болтающийся на перекрёстках

развлекающий старых ведьм в общественных местах.

«Я чувствовал, что то, что я пишу, прекрасно и что красота — универсальный паспорт для любых идей, — скажет Леонард в 1991 году. — Я думал, что объективно настроенный, незашоренный читатель поймёт, что сопоставление духовности и сексуальности полностью оправдывает само себя. Я чувствовал, что именно это сопоставление порождает такую красоту, такой лиризм» [6].

Ещё позже, в 2006 году, когда пятидесятилетие сборника было отмечено его факсимильным переизданием, Леонард скажет: «В этой книжечке есть несколько очень хороших стихотворений; с тех пор всё у меня пошло как по маслу — под горку» [7]. Эти последние слова, скорее всего, просто очередной пример обыкновенного для Леонарда машинального самоуничижения — мало кто возьмётся утверждать, что он с тех пор не сделал ничего лучше. Но в первой книге было что-то, о чём он впоследствии тосковал, — юношеская невинность, уверенность в себе, плодовитость, голодный азарт.

Сборник Let Us Compare Mythologies принёс Леонарду литературную премию университета Макгилла, а также внимание массмедиа на родине. Канадская вещательная корпорация (Си-би-си) пригласила его принять участие в записи пластинки «Шесть монреальских поэтов». Остальные пятеро были Ирвинг Лейтон, Луи Дудек, А. М. Кляйн, А. Дж. М. Смит и Ф. Р. Скотт, ведущие члены так называемой Монреальской группы — молодому автору было лестно оказаться в такой компании. Альбом был записан в студии, причём функции продюсера исполнял Сэм Гессер — энтузиаст фолк-музыки, импресарио, основатель и директор канадского отделения американского лейбла¹²⁵¹ Folkways, промоутер первых монреальских концертов Пита Сигера (как сольных, так и в составе The Weavers). Так Леонард впервые появился на пластинке — на её первой стороне, между Смитом и Лейтоном. Он прочёл восемь вещей из Let Us Compare Mythologies: «For Wilf and His House» («Уилфу и его дому»), «Beside the Shepherd» («Подле пастыря»), «Poem» («Стихотворение»), «Lovers’ («Любовники»), «The Sparrows’ («Воробьи»), «Warning» («Предостережение»), «Les Vieux» («Старики») и «Elegy»

(«Элегия»). Если послушать эту запись сегодня, голос Леонарда кажется высоким и форсированным, причём его произношение немного напоминает британское. Последнее обстоятельство он объяснял «общепринятой манерой в [канадских] университетах» того времени. «Предполагалось, что такое произношение возвышает стихотворение. Манера чтения битников ещё не успела добраться [до канадских университетов]» [8].

Зато она успела добраться до Нью-Йорка. В 1956 году, когда Леонард издал Let Us Compare Mythologies, Аллен Гинзберг — американский еврей, выпускник Колумбийского университета — напечатал глубоко личную, нутряную книгу «Вопль» и другие стихотворения». В 1957 году, когда в США на лейбле Folkways вышла пластинка «Шесть монреальских поэтов», Джек Керуак — американский католик с корнями в Квебеке, принятый в Колумбийский университет по футбольной стипендии, — опубликовал свой эпохальный автобиографический роман «На дороге». Эти две книги — священное писание литературного движения битников, которые боготворили личную свободу, правдивость и самовыражение и вдохновлялись би-бопом¹²^, буддизмом и

экспериментами с наркотиками и сексом. Битники были настроены серьёзно. Поэму «Вопль» запрещали за непристойность; запрет был снят в результате резонансного судебного процесса. Керуак, прежде чем отослать в издательство свою первую рукопись, провёл у себя на заднем дворе закрытую церемонию: выкопал ямку, засунул в неё пенис и совершил ритуальное совокупление с землёй. Это было не очень похоже на церемонию, устроенную Леонардом, когда он закопал свой первый текст вместе с отцовским галстуком, — и всё-таки родственная душа. В декабре 1957 года Леонард пришёл на выступление Керуака в богемном заведении Village Vanguard в нью-йоркском районе Гринвич-Виллидж — во времена сухого закона это был speakeasy, то есть бар, где нелегально продавали алкоголь; потом он стал джазовым клубом. Керуак, пьяный в стельку, чтобы побороть застенчивость, читал стихи под аккомпанемент джазменов. Леонард и сам был застенчив; кроме того, он заявлял, что «никогда не любил поэтических чтений — я люблю читать поэзию в одиночестве» [9]; тем не менее, вечер произвёл на него сильное впечатление. Если уж читать стихи на публике, то это следовало делать именно так.