Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий

В Долинке он познакомился с Марией Константиновной, разнорабочей в столовой для осужденных. Она раздавала еду заключенным и всякий раз прибавляла похлёбки в котелок нашему герою, так он ей понравился. Мария была родом из Ленинграда; чтобы прокормить свою семью, она покупала там лишние талоны на хлеб, что было незаконно. И в 1946 году Мария поплатилась за это, ее осудили сроком на четыре года.

Вскоре они бракосочетались. Это и спасло Ивана Степановича от голода и придало ему сил для написания романа о прошлом белоказаков. Мария всячески помогала ему, поддерживала его в этом начинании как могла. Тем более что вскоре пришла «хрущевская оттепель», в 1960 году И.С. Веневцев был реабилитирован.

Вскоре Светлана Климентьевна Байнова принесла мне из фонда музея копии справок УВД Казахской ССР, областных судов, а также трудовую книжку Ивана Степановича Веневцева. Документы подтверждали записи Марины. Удалось восстановить и адрес, по которому проживал Иван Степанович Веневцев в Долинке — это улица Садовая, дом 15, квартира 6. Именно в этом доме-бараке бывший белоказак работал над своим романом.

Вместе со Светланой Климентьевной Байновой мы поехали по указанному адресу. Я думал увидеть руины бывшего глинобитного барака, а передо мной предстал вполне приличный, хорошо побеленный дом. В его палисаднике до небес поднялся огромной высоты клён, тень которого укрывала крышу бывшего барака. Нынешний хозяин здания — водитель Борис Исупов — рассказал, что тут было шесть комнат, в одной из них и жил вольнонаемный казак Веневцев. Сейчас планировка комнат изменилась — из шести родители Исупова сделали три больших комнаты. Они говорили, что густокронный клён перед домом посадил сам Веневцев. Саженец он привез из опытного сада Карлага. И как же теперь вымахал клён, как сильно он стучит в окна в бурю и дожди!

Рядом с домом № 15 по Садовой находится еще одно небольшое историческое здание — это бывшая столовая Карлага, в которой одно время работала супруга Веневцева Мария Константиновна. Здесь они и познакомились, и обручились. Мария Константиновна намного пережила своего супруга-писателя. Судя по документам, рядовой казак-дутовец, советский бухгалтер и заключенный Карлага Иван Веневцев скончался в 1975 году. А Мария Константиновна Веневцева еще в марте 1991 года интересовалась реабилитацией и судимостью своего мужа, посылая запросы в МВД Казахской ССР. В то время она уже жила в совхозе «Карагандинский» в районе Нахаловки по улице Гагарина, 50. Ее рассказ и записала Марина Клышникова вместе с библиотекарем Татьяной Алексеевной Остапюк…

Мне удалось встретиться и с Татьяной Алексеевной. Ее отец работал в шестидесятые годы в стройуправлении № 3 треста «Карагандажилстрой», где трудился и Веневцев. Они дружили.

По словам отца Татьяны Остапюк, Иван Веневцев, конечно же, долгое время скрывал, что он воевал на стороне войск белого атамана Дутова, в ноябре 1917 — апреле 1918 годов принимал активное участие в мятеже антисоветского оренбургского зажиточного казачества. Когда на южном Урале большевики ликвидировали этот кровавый мятеж, Ивана осудили на два года тюрьмы. В 1921 году он вернулся в родную станицу и не узнал ее — сожженную и разоренную красными дотла. Боясь нового ареста, Иван подался в Оренбург, записался на курсы бухгалтеров, окончил их. А затем уехал в Среднюю Азию, желая таким образом выскользнуть из цепких лап чекистов, которые опять принялись «подчищать» белоказаков, освобожденных по амнистии как участников Гражданской войны. Немало казачьих семей в то время бежало в Туркестан, в Коканд. Туда же голодным этапом отправилась и вся семья Ивана Степановича: его первая жена, мать, две дочери и сын.

Как сообщил мне оренбургский писатель Валерий Кузнецов, первая жена Веневцева устроилась в Коканде рабочей на завод безалкогольных напитков. Жили впроголодь, но сын Сергей окончил механический техникум. Иван Степанович помогал семье, как мог, «оберегая» ее. И все-таки в сорок первом не уберегся сам. Арест, лагерь в Долинке. Его сын Сергей Иванович Веневцев в том же году пошел на фронт, чтобы в сорок шестом в звании майора и с боевыми наградами вернуться «домой», в Коканд.

Но отца он не застал в Туркестане. Только спустя много лет получил желанное письмо из Долинки: «Жив, здоров. Приезжай, забери рукопись…» Иван Степанович уже был расконвоирован, когда его взрослый сын с орденами и медалями на груди появился на улице Садовой в Долинке. Он побежал ему навстречу, бросив тяпку на огороде, споткнулся, чуть не упал, выпрямился и опять побежал, будто молодой… Сын стоял на пыльной улице с чемоданом, широко разбросив руки…

Конечно же, они много говорили о романе Ивана Степановича. Его главный герой был похож на Григория Мелехова из «Тихого Дона» Михаила Шолохова. Он тоже был из гущи народа и с народом воевать не собирался. Для него большевики не были представителями народных масс, он считал их бандитами без ума и образования, которые рвались к власти и богатству. И когда эта свора «бандюг» разрушила державный символ казачьего войска — статую вооруженного казака на коне на Форштадской площади Оренбурга, то у нашего героя кровь закипела в жилах при виде такого страшного кощунства, и он примкнул к белоказакам Дутова. А еще это решение усугубил расстрел большевиками возвращавшегося с фронта домой под белым флагом казачьего генерал-майора П.В. Хлебникова. Без суда и следствия — разве можно допускать такое?

Автор романа мастерски раскрыл то кровавое время. Как написал Валерий Кузнецов, он, пожалуй, не хуже Шолохова показал «правду с высоты казачьего седла», нарисовав народным языком жестокие расправы, грабежи и разбой бандитов-большевиков.

«Несколько станиц было сожжено дотла; миллионы пудов хлеба вывезены или уничтожены; тысячи голов лошадей и скота угнаны или зарезаны на местах; масса имущества разграблена. Все станицы и поселки, независимо от того, принимали участие в борьбе против большевиков или оставались нейтральными, заплатили денежные контрибуции и затем были обложены громадными налогами. Большевики всех казаков без разбора совершенно искренно считали врагами советской власти и потому ни с кем не церемонились. Много офицеров, чиновников, казаков и даже казачек было расстреляно; еще больше посажено в тюрьму. Особенно свирепствовали большевики в самом городе Оренбурге».

Иван Степанович просил сына беречь рукопись книги как зеницу ока. Он передал Сергею вторую, восстановленную по памяти рукопись — первую у него в зоне украли. Он говорил сыну, что если и вторая рукопись пропадет, то у него не хватит ни сил, ни памяти опять восстанавливать ее.

Надо сказать, сын сдержал свое слово, донес до нас роман Веневцева, который скоро выйдет в издательстве Оренбурга. Но как тернист, как труден был путь этой книги к читателям! Написана она была на серо-желтых листах толстой бумаги, нарезанных из мешков для цемента, не очень разборчиво, «почерком Максима Горького». Но сын все разобрал, отпечатал рукопись и съездил с ней в Москву в Союз писателей СССР. Но там литературный консультант, ознакомившись с книгой оренбургского казака, сказал, что это антисоветчина. «С ней ты наживешь много неприятностей! — крикнул он Сергею. — Уничтожь…»

Но Сергей Иванович уничтожать книгу не стал. В 1950 году он написал Шолохову о литературном подвиге отца. Но Михаил Александрович, по словам Валерия Кузнецова, ответил Сергею: