Сулла - Евгений Смыков

История эта сочинена в духе римских легенд — достаточно вспомнить рассказ о старухе, которая явилась к царю Тарквинию Гордому продавать книги с Сивиллиными оракулами, а потом исчезла, и больше ее никто не видел (Авл Геллий. I. 19. 2–9). Что-то подобное рассказывали и о Цицероне, кормилице которого явился во сне призрак и возвестил ей, что ее вскормленник принесет великое благо римлянам (Плутарх. Цицерон. 2.2). Сулла же или кто-то из его сторонников, сочиняя упомянутый выше сюжет, хотели показать, что уже тогда ему сопутствовало счастье.^[115]

Когда отпрыск обеспеченных родителей подрастал, к нему приставляли «педагога», обычно раба или отпущенника из числа греков — чтобы мальчик учился у него греческому языку.^[116] Таковой наверняка был и у юного Луция Суллы, который в совершенстве овладеет греческим. В круг знаний аристократа входил, однако, не только язык Гомера и Платона. Он должен был знать историю своего семейства. Когда-то патрицианская фамилия Сулл блистала на политическом небосклоне Рима. Первым из ее представителей, о котором мы хоть что-то знаем, был Публий Корнелий Руфин, диктатор в 334 году. Его сын, которого звали так же, дважды добивался консулата, в 290 и 277 году, а в 285 м, как и отец, занимал должность диктатора. Будучи консулом в первый раз, он вместе со знаменитым Манием Курием Дентатом разгромил самнитов, а во время второго консульства, пришедшегося на войну с Пирром, овладел Кротоном. Однако Руфина при всех его военных талантах отличала любовь к стяжательству. Когда он поблагодарил известного неподкупностью Гая Фабриция Лусцина, к тому же своего врага, за поддержку во время консульских выборов, тот ответил: «Я предпочитаю чтобы меня обобрал согражданин, чем продал с торгов враг». Однако в 275 году, став цензором, Лусцин изгнал Руфина из сената за то, что тот имел дома 10 фунтов серебряной посуды.^[117]

Потомкам Руфина уже не удалось достичь консулата вплоть до 88 года — повидимому, как из-за дурной репутации предка, так и по причине собственных ограниченных способностей,^[118] а может, в какой-то степени и невезения. Сын опозоренного консуляра стал первым из представителей семейства, получившим когномен^[119]«Сулла». Это имя связано с внешностью его носителя^[120] и восходит, возможно, к слову sura — икра ноги.^[121] Первый из Сулл упоминается около 250 года в качестве фламина Юпитера (flamen Dialis),^[122] чей сан налагал на его обладателя многочисленные ограничения: он не имел права разводиться и жениться вторично даже после смерти супруги, видеть войско, садиться на коня, покидать город не более чем на две ночи и т. д.,^[123] что препятствовало политической карьере.^[124]

Сын фламина, Публий Сулла, входил в состав коллегии децемвиров для совершения священнодействий (decemviri sacris faciundis), а в 212 году, в разгар Второй Пунической войны, занимал почетную должность городского претора.^[125] С его пребыванием на этом посту связана любопытная история. Претор предыдущего года Марк Эмилий передал ему найденные им пророческие стихи прорицателя Марция. В одном из его предсказаний речь шла о поражении при Каннах, в другом — о необходимости ежегодного проведения игр в честь Аполлона ради изгнания врагов из Италии. Эти игры, ludi Apollinares, и были тогда впервые устроены Суллой в Большом цирке на деньги, выданные сенатом, а также на взносы сограждан, которые претор повелел им сделать своим эдиктом (Ливии. XXV. 12. 315).

Макробий рассказывает об этом несколько иначе, сообщая, однако, интересные подробности: «Во время Пунической войны эти игры на основании Сивиллиных книг были впервые устроены по совету децемвира Корнелия Руфа, который по этой причине получил когномен «Сивилла», а затем из-за искажения имени стал впервые именоваться Суллой» (Сатурналии. I. 17. 27). Такая этимология понравилась Суллам куда больше, нежели та, что связывала их прозвище с икрами. Поэтому на монете, отчеканенной, повидимому, сыном претора 212 года, мы видим голову Сивиллы на носу корабля. Впоследствии о происхождении этого когномена от имени Сивиллы писал и вольноотпущенник Суллы-диктатора Корнелий Эпикад (см. Харисий. ПО. 13. Изд. Кейля). Однако сам диктатор признавал истинной традиционную версию и считал первым носителем своего фамильного имени отца претора 212 года, фламина Юпитера, и не упоминая о Сивилле.^[126] Ничего не пишет о ней и Ливии в пассаже об играх в честь Аполлона. Так что принимать всерьез рассказы Корнелия Эпикада и Макробия не приходится.^[127] Но благодаря им мы узнаем о тщеславном желании Сулл дать более «возвышенное» объяснение своего когномена.

Сын первого устроителя ludi Apollinares, Публий, также достиг должности претора, которую занимал в 186 году, управляя Сицилией (Ливии. XXXIX. 6. 2; 8.2). Другой представитель фамилии, Сервий Сулла,^[128] повидимому, в 175 году был претором и наместником Сардинии, а в 167 м вошел в состав сенатской комиссии, прибывшей в только что разгромленную Македонию.^[129] Сын претора 186 года Луций, отец диктатора, был авгуром.^[130] О его политической карьере сведений нет, хотя есть серьезные основания полагать, что он являлся наместником Азии,^[131] а прежде соответственно добился претуры.