Савва Морозов - Анна Федорец

«Репетиции устраивались по субботам или накануне праздников, с тем чтобы нам удобнее было на них участвовать, у Морозовых в зале… Но одна только пьеса шла как следует… это «Назвался груздем — полезай в кузов». Главные роли исполняли Таня и Ив[ан] Васильевич Каретников]. Они должны были и на сцене играть почти то же, что и в жизни, а потому это им вполне удавалось». По-видимому, для участников постановки был важен не столько результат, сколько сам процесс. Талантливых актеров среди них не было, режиссировать процесс тоже было некому, поэтому к репетициям «актеры» относились легкомысленно. «Остальные пьесы постоянно менялись. Дошли до того, что просто брали книги и, ни разу не видав роли и не зная ее содержания, выходили и репетировали. Конечно, все это кончалось страшным хохотом и пустяками. Савва подносил мне к носу пачку страшно вонючих спичек вместо одеколона, и я вместо обморока начинала чихать, или вместо корзины цветов притаскивали и подавали кадку с каким-нибудь растением, которую сами едва-едва могли поднять. Но никто на это не обижался. Никто из нас всерьез и не надеялся довести дело до конца. Скоро кто постарше даже перестал ездить на эти репетиции, а мы съезжались каждую субботу, и так как была всё исключительно молодежь, то и время проводили очень хорошо».

В итоге спектакль так и не состоялся, но сам факт его подготовки — важное явление в жизни Саввы Тимофеевича. Уже в раннем возрасте — ему тогда было около 16 лет — Морозов оказался вовлечен в современную ему театральную и, шире, культурную жизнь Первопрестольной. Видимо, позднее юношеские воспоминания о театре окажутся столь сильны, столь притягательны, что окажут решающее влияние на поступки уже взрослого человека.

Помимо театров молодежь посещала симфонические концерты. Правда, тонких ценителей музыки среди товарищей Саввы и Сергея Морозовых не было. «В музыке мы понимали очень мало и даже очень скучали сидеть смирно и слушать какие-нибудь нескончаемые симфонии или сонаты. Но там мы всегда садились за колонны рядом с Юлией… совсем забывали о музыке и сперва шепотом едва слышно, а потом, все больше и больше расходясь, болтали каждая со своим кавалером».^[58]

Особую роль в художественном развитии юных Морозовых и Крестовниковых сыграла поездка по европейским странам. Она была предпринята летом 1878 года по случаю женитьбы Ю. Т. Морозовой и Г. А. Крестовникова. 11 июня состоялось их венчание в единоверческой церкви, а уже через несколько дней молодожены, их родственники и друзья — всего 12 человек — отправились в заграничное путешествие.

Они посетили Германию, Швейцарию, Францию. Из одного города в другой добирались на поездах, и во время переездов молодые люди много читали. Сначала «Савва купил где-то на станции «Дым» Тургенева и стал читать про себя», потом началось чтение вслух. Среди прочего, читали «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского. Мария Александровна вспоминала, что «Савва в то время преклонялся перед Некрасовым», готов был часами обсуждать поэзию и сам писал стихи, в чем однажды признался девочкам.

Старшее поколение, стараясь привить детям любовь к искусству, водило их в музеи, картинные галереи и театры. Сильнейшее впечатление на всех, особенно на Савву, произвела Дрезденская галерея. Юноши и девушки, которые до этого не обращали внимания ни на что, кроме как друг на друга, «…вдруг увидели, что это интереснее даже наших разговоров. В первый раз мы добровольно разошлись, чтобы не мешать друг другу. И только когда какая-нибудь картина очень поражала нас, мы созывали друг друга и показывали ее себе. Мы не дошли еще до Мадонны Рафаэля, Савва первый увидел ее. «Идите, идите, ради Бога, ведь это чудо просто!» — звал он нас. Мы молча сели в полуосвещенной комнате и просидели минут двадцать. Мамаша сама уже стала торопить нас. Но при выходе оказалось, что Саввы опять нет, он исчез в одной из последних комнат. Мы нашли его снова у Мадонны, от которой, по его словам, ему было страшно трудно оторваться, хотя перед старшими он всячески скрывал это впечатление. Придя домой, уставшие, с заболевшими шеями, мы уже почти молча сидели за особым круглым чайным столом. Мы слышали, как мамаша тихонько говорила Мар[ии] Фед[оровне], что она очень рада была, что у всех нас есть большой вкус к живописи и что мы почти всегда обращали внимание на картины, действительно того стоящие. Это, хотя мы в том не сознавались даже друг другу, еще больше воодушевило нас. И два последующие дня мы с раннего утра и до последней возможности проводили в Музее».^[59]

Основной целью поездки был Париж, где проходила Всемирная выставка 1878 года. Главы семейств проявляли особый интерес к промышленному отделу выставки, а молодежь «…находилась все больше в художественном отделе, так как наша симпатия к живописи всё более и более вырастала». Помимо выставки, куда они ходили неоднократно, Морозовы с друзьями посещали парижский театр, «были в Версале и еще где-то из окрестностей. Забегали как-то в Лувр посмотреть картины, но все-таки досконально многого не видели».

Поездка по Европе длилась около двух месяцев — с середины июня до середины августа, когда молодым людям пора было возвращаться в гимназии. За это время родителям удалось добиться желаемого: и братья Морозовы, и сестры Крестовниковы впервые испытали жажду искусства, которую отныне им требовалось постоянно удовлетворять. Вернувшись в Москву, они стали регулярно ездить «по всяким картинным и иным выставкам». Наверняка посещали передвижные выставки, ведь каждая из них была в те годы крупным событием. А значит — впитывали в себя ту русскую действительность, которой дышали полотна лучших мастеров эпохи: И. Н. Крамского, Г. Г. Мясоедова, И. Е. Репина, В. И. Сурикова, В. М. Васнецова.

Иными словами, жизнь Саввы Морозова в 1870-е годы была весьма похожа на жизнь дворянских отпрысков его возраста. Но имелось одно коренное отличие: отец готовил старшего сына стать главой семейного дела. Для этого он лично занимался с сыном, учил его работать на поприще коммерции, использовать все полученные в гимназических стенах навыки с толком. Даже в ходе поездки 1878 года, которая для женщин являлась развлекательной, Т. С. Морозов не забывал о делах. По свидетельству М. А. Крестовниковой, «…по утрам Тим[офей] Сав[вич] заставлял мальчиков писать себе письма или служить переводчиками между ним и людьми, которых он видел по делу». А осматривая Всемирную выставку в Париже, Морозов-старший «…тотчас же пользовался случаем нашего приближения, чтобы заставить Савву или Сережу переводить ему или справляться о чем-нибудь».

Будучи гимназистами, оба мальчика уже располагали собственными капиталами. Довольно значительную сумму они унаследовали после покончившей жизнь самоубийством старшей сестры, Алевтины Тимофеевны Спримон. Этими деньгами до семнадцатилетия мальчиков распоряжался их отец, а затем — они сами под надзором попечителя. По желанию Саввы Тимофеевича его попечительницей стала мать, Мария Федоровна Морозова. К лету 1879 года Савва Тимофеевич получил движимого имения на значительную сумму — 97 942 рубля.^[60] Через некоторое время оба брата стали получать от Т. С. Морозова паи Никольской мануфактуры.