Похвала Сергию - Дмитрий Михайлович Балашов

мир тишины. Про таковых и сказано: «Не от мира сего». И этот свет возможно узреть, увидеть, как бывает видимым сияние у святых. Познавший свет становится новым человеком, духовным, то есть светоносным человеком. И нужна строгость, тайна, ибо слуги сатаны, лишенные благодати, воруют свет у верных, отягощают их разнообразною прелестью, суетною игрою ума, содеявают бывшее якобы небывшим, вселяют сомнение, уныние или гордыню в сердце праведника. О таких-то и сказано Иоанном: «Отец ваш дьявол, и похоти отца вашего хощете творити. Он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит, яко несть истины в нем; егда глаголет – лжу глаголет, ибо он лжец и отец лжи». Посему даже и доброта, не укрепленная верою, лишенная стяжания благодати Святого Духа, может послужить отнюдь не ко благу ближнего твоего.

И только когда ты, дитя, пройдешь и постигнешь весь путь, когда единой молитвой Исусовой возможешь отогнать от себя всякое похотное пристрастие и, более того, всякое пристрастие к миру, совокупив и сосредоточив всего себя токмо на сладчайшем имени Христовом, когда ум твой станет нисходить в сердце, а сердце начнет теплеть, разогреваться и даже как бы гореть в груди, тогда только ты и увидишь своими глазами нетварный фаворский свет и постигнешь непостижное для тебя ныне. Тогда ты сам приобщишься ко Господу.

А когда уже все ступени духовного восхождения будут пройдены тобою, тогда надлежит воспомнить, что ты не лучше и не больше малых сих, и возлюбить их неложною братнею любовью, и умалиться, яко те, нищие духом, коих есть Царствие Небесное.

– Отче! – вновь спрашивает отрок, зарозовев. – А как сделать так… так… ну, как у тебя, чтобы все-все успевать, и молиться, и деять…

– Во-первых, никогда не бездельничай! – строго отвечает Сергий.

Руки его продолжают безостановочно работать, и Ванюшка, вопрошая, сам старательно помогает наставнику. Отрок по дядиному примеру давно уже понял, что можно говорить и работать руками одновременно.

– Безделье – мать всех пороков, от него и скорбные мысли, и плотское разжижение, и гордость, и зависть, и суемудрие. Видал ты, когда на улице города что происходит: колесо ли слетит у телеги, товар ли рассыплют, спор ли какой безлепый или иное что, – сколь сразу является глядельщиков? И стоят, и толкуют, и советуют каждый свое, и просто глядят, а помогают – один, двое. Всем этим прочим людям попросту нечего делать, они мыслят, как убить время, как протянуть. А Господь дал нам этот краткий век для приуготовления к тому, грядущему, и каждая минута, миг каждый, даденный нам, – драгоценен. Ибо то, что мы сумеем свершить здесь, определит наше место там, в бессмертии.

– А злым бессмертие вовсе не дано?!

– Надо быть так! Того мы не ведаем, Ванюшка! Нам сказано лишь: не судите, да не судимы будете! Так вот! Во-первых, не теряй времени. И сразу узришь, как его у тебя много! Вечером, перед сном, на молитве перебирай весь день и считай, сколько минут потерял даром, дабы впредь не сотворять того. Во-вторых, когда что деешь, собирай свой ум к деланию сему и не отвлекайся ни на что иное, пока не довершишь делания. И в-третьих, никогда не жди награды за труд. Помни, что творишь Господу своему и от него воспримешь награду. Желающий благ и помочи Божьей тут, на земле, есть неверующий в жизнь вечную. Ему надобно получить сейчас, как тем иудеям, сбирающим тленные богатства.

Сергий говорит и думает про себя: сколькие меняли, меняют и будут менять первородство на чечевичную похлебку! Я учу братию чтить Бога, сводить ум воедино, не тратить времени зря, всегда стоять на Христовых заветах: возлюби Господа и ближнего своего. Увы! Заповеди эти наиболее доступны простецам, а уже тем, кто в силе и славе, премного труднее следовать им. Даже и Антония Великого посещали сожаления об оставленном доме и розданном богатстве.

– А украсы и утехи жизни – все мара, обман! Вспомни слово Спасителя о лилиях полевых![34] – Сергий, приодержавшись, взглядывает на отрока добрым зраком: – Я укажу тебе на эту осень, багрец и золото ее нерукотворной красоты не паче ли всех шелков и аксамитов, всего, что может измыслить человек?

– Значит, ежели не тратить времени зря, можно сделать много-много? За жизнь?

– Во всяком случае, столько, что, умирая, не стыдно будет предстать пред Господом.

– И надо обо всем говорить Господу?

– Себе самому! Господь, с выси горней, и так видит наши дела и помышления, и обмануть Учителя истины нельзя.

– Дядя Сережа… Отче! Ты правда-правда пострижешь меня, когда станешь игуменом?

– Да, сыне! Да!

Глава шестнадцатая

К возвращению Михея просфоры были засунуты в печь, закрытую деревянной, подгоревшею до цвета ржаной корки заслонкой, и в воздухе стоял сытный хлебный дух.

Сергий вышел в келью, прикрыв за собою дверь. Здесь стоял застойный холод, легкий иней покрывал аналой и углы. Сергий поглядел в едва видные в лампадном сумраке требовательные глаза Николы, потом в задумчивые очи Матери Божьей и, опустившись на колени, замер в молчаливой «умной» молитве. Келейный холод, очищая обоняние, помогал сосредоточению мысли. Он знал, что Михей взошел в хижину, угадал, что с неким важным известием, хотя Михей никогда не дерзал тревожить наставника на молитве.

Уже воротясь в хижину, Сергий, внимательно вглядевшись в лик Михея, спросил, почти утверждая:

– Стефан?

– Воротилси с Москвы! – подхватил Михей торопливо. – Должно, к тебе грядет!

Стефан действительно шел к нему, и Сергий понял это прежде жданного стука в дверь.

Братья троекратно облобызались. На лице Стефана, иссеченном ветром, лежала печать усталости; верно, шагал от Москвы всю ночь, проваливаясь в снежных заметах и не отдыхая. Сергий предложил щей. Стефан покачал головою. За немногий срок, оставшийся до обедни, в самом деле не стоило разрушать постного воздержания.

Стефан сидел высокий, прямой, недоступный, уже, верно, прознавший, что брата уговорили стать игуменом.

– Худо на Москве! – сказал, перемолчав и слегка ссутуливая плечи. – В боярах нестроение! В тысяцкие прочат Хвоста, а Вельяминовых – прочь.

– Князь Иван? – вопросил Сергий, подымая очи.

– Князь по сю пору в Орде, да и не возможет противу… – отверг Стефан. – Вовсе не может! – с тенью раздражения добавил он, сдвигая брови. – Слаб! И Алексия нет!

– Почто? – вопросил Сергий хмуро. (Михей, сообразив, что ему лучше не быть невольным слушателем важного разговора, вышел на улицу, прикрыв дверь.)

– Всему виной духовная Семена, которую я не подписал! Весь московский удел великого княженья достался вдове Марии, тверянке… А Вельяминовы за нее.

– Великий князь чаял сына хотя после смерти своей… – отозвался Сергий, думая