Мария Волконская - Михаил Филин

Уже вскоре после кончины Пушкина в печати стали эпизодически появляться историко-биографические работы, посвященные поэту. Среди первых собирателей и публикаторов документов личного и официального происхождения, касающихся «солнца нашей поэзии», были такие известные отечественные ученые и деятели культуры, как Д. Н. Бантыш-Каменский, В. П. Гаевский, Я. К. Грот, П. И. Бартенев и другие.

А в феврале 1855 года читающая Россия получила ценный подарок: в Петербурге П. В. Анненков выпустил свои фундаментальные «Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина»^[1010]. В «Отечественных записках», «Современнике», «Библиотеке для чтения» и иных столичных журналах тут же появились восторженные отклики на это издание. По мнению критиков, проделанная пушкинистом работа была «образцовой»; рецензенты особо подчеркивали, что привлеченные автором «Материалов…» разнообразные тексты и биографические сведения проливают «совершенно новый свет на жизнь и деятельность Пушкина»^[1011]. Книга П. В. Анненкова стала краеугольным камнем недавно возникшей и бурно развивавшейся науки — пушкинистики, она вдохновила знатоков и поклонников поэта на дальнейшие труды и разыскания.

Внесли свою лепту в пушкинистику и вернувшиеся в то время из Сибири супруги Волконские.

Они действовали по-разному.

Минуло много, много лет с тех пор, как князь Сергей Волконский навсегда распрощался в Одессе с Александром Пушкиным. Конечно, декабрист (что-то знавший о романтических отношениях поэта и Марии Раевской), находясь на каторге и в ссылке, не вычеркнул из памяти прославленного знакомца.

После смерти Пушкина Волконский попытался было завести с супругою разговор о поэте, но княгиня сразу нахмурилась и определенно дала понять, что не намерена обсуждать с ним эту тему. Получив от ворот поворот, Сергей Григорьевич, ранее частенько застававший Марию Николаевну за чтением пушкинских произведений, оторопел, надулся и даже по-молодецки взревновал жену.

От всех этих Александров, тамошних и тутошних, он терпел одни убытки.

А через какое-то время Волконский и сам стал — от случая к случаю, украдкой — проглядывать хваленые стишки.

Однажды, меланхолично листая (еще в Иркутске) «Евгения Онегина», Сергей Григорьевич сделал для себя неожиданное открытие. Ему вдруг показалось, что N, муж Татьяны, чем-то напоминает его самого. Конечно, не государственного преступника Волконского — а былого, моложавого, позировавшего англичанину Джорджу Доу, то бишь Волконского начала двадцатых годов.

Перечитав повнимательнее соответствующие строфы восьмой главы романа, он утвердился в первоначальном мнении. Совпадений хватало: ведь N — князь, богатый и «важный генерал», к тому же он «в сраженьях изувечен» (VI, 171, 187). Подходили к Сергею Григорьевичу и некоторые другие детали (допустим, возраст персонажа), но особенно следующие строки: