Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр

священной миссии. – Я твердо убеждена, что ересь ожесточила сердца моих подданных и необходимы новые примеры расплаты за еретические убеждения, чтобы их вразумить. Протестанты – враги государства и должны быть безжалостно искоренены. Именно они и являются зачинщиками мятежей.

Гардинер нахмурился:

– Мы услышали вас, ваше величество, но, пока общественные настроения накалены до предела, настоятельно рекомендуем казнить еретиков без свидетелей.

– Нет! – стукнув кулаком по столу, отрезала Мария. – Публичные сожжения на костре действуют устрашающе.

Недовольная скептическим выражением лиц советников, она встала и стремительно покинула зал для заседаний, тем самым оставив за собой последнее слово.

* * *

Когда Елизавета попросила дозволения отбыть в свой дом в Хатфилде, Мария великодушно дала разрешение. Она сердечно попрощалась с сестрой и щедро одарила ее. Но вскоре пожалела о своей доброте, так как узнала, что по дороге в Хатфилд Елизавету приветствовали толпы местных жителей, а по прибытии туда – торжественный звон церковных колоколов. Мария почувствовала, как к горлу, точно желчь, подступает ревность…

Она предусмотрительно внедрила шпионов в дом Елизаветы, чтобы быть в курсе всего, что там происходит, поскольку совершенно не доверяла сестре. Однако, согласно всем донесениям, Елизавета регулярно ходила на исповедь и к мессе, а также посвящала много времени учебе. О, она была очень умна!

* * *

Мария открыла сессию парламента в гордом одиночестве, тщетно мечтая, чтобы Филипп сейчас занимал пустой трон рядом с ней. К ее ужасу, Гардинер внезапно заболел и остался во дворце Уайтхолл, поскольку был слишком слаб, чтобы его могли доставить по Темзе в Винчестер-хаус. Парламент и раньше проявлял строптивость, а теперь без сильной поддержки лорд-канцлера Мария чувствовала себя беззащитной и не осмелилась поднять вопрос коронации Филиппа, ибо в парламенте воцарился мятежный дух. В результате она написала супругу, что собирается отложить вопрос до роспуска парламента, а затем с помощью лояльных пэров добиться положительного решения.

В парламенте царило настолько опасное настроение, что, когда в ноябре некоторые парламентарии предложили осуществлять экстрадицию тех протестантов, которые без разрешения покинули Англию и скрылись в безопасных убежищах за границей, в палате общин поднялся страшный шум. Мария, всей душой ратовавшая за это предложение, поспешно распустила парламент, распорядившись поместить в Тауэр противников законопроекта.

Дела шли все хуже и хуже. Совет раскрыл ряд таинственных заговоров – в Англии и за границей, – имевших целью убить Марию и посадить на ее место Елизавету. Мария пришла в ужас, так же как, очевидно, и Елизавета, которая принялась забрасывать сестру письмами, в которых заверяла ее в своей лояльности и страстно отрицала какую-либо связь со злоумышленниками. Мария не верила словам. Она словно находилась в кольце врагов. И это она, которая всегда желала стране только добра!

Мария была глубоко опечалена, когда в ноябре умер Гардинер.

– Он был незаменимым слугой королевства, – облачившись в глубокий траур, заявила она советникам.

Филипп написал жене письмо с предложением сделать лорд-канцлером Паджета, но Мария выбрала на место покойного Гардинера Николаса Хита, архиепископа Йоркского. К сожалению, она быстро поняла, что Хит не обладает достоинствами своего предшественника. В результате она невольно сделала своим главным советчиком кардинала Поула, тем самым вызвав явное неудовольствие Совета. Тем временем в Совете возродилось прежнее разделение на группировки, поскольку там не нашлось сильного человека, способного держать лордов в узде. Боже мой, как она мечтала, чтобы Филипп сейчас был рядом с ней и контролировал их!

Мария отчаянно хотела, чтобы Филипп вернулся домой. В лихорадке безумной тревоги, она написала ему письмо, в котором сообщала: учитывая настроение людей и лордов, маловероятно, что его коронуют в ближайшем будущем. Чтобы подсластить горькую пилюлю, она отправила вместе с письмом мясные пироги, специально приготовленные для Филиппа ее поварами. Когда пришел ответ от мужа, Мария затаила дыхание, не решаясь прочесть письмо. И действительно, оно оказалось именно таким обескураживающим, как она и боялась. Несмотря на то что его величайшим желанием было доставить Марии удовольствие, писал Филипп, чувство чести не позволяет ему вернуться в Англию, пока он не получит возможности возглавлять страну наравне с женой. Прямо сейчас он является абсолютным правителем Нидерландов, и более низкий статус в Англии не приличествует его достоинству.

Мария знала, что ничего не может с этим поделать. И, проглотив слезы печали, принялась в одиночку сражаться с накопившимися проблемами. Однако в атмосфере, заряженной страхом заговоров и тайных интриг, она не знала, кому доверять. Оглядевшись вокруг и тщательно оценив окружающих ее людей, она не нашла практически никого, кто не нанес бы ей обиды или при удобном случае не сделал бы это снова.

В декабре она получила известие, что папа Павел IV отлучил Кранмера от церкви, официально лишил его должности архиепископа Кентерберийского, признал виновным в ереси и распорядился передать светским властям для наказания. Новым архиепископом папа назначил кардинала Поула. Но затем последовал крайне болезненный укол. Мария с горечью осознала, что его святейшество не испытывает особой любви ни к Габсбургам, ни к королеве, вышедшей замуж за представителя этой династии. Ее агенты за рубежом сообщили, что папа подписал секретный договор с Францией против Испании и Священной Римской империи. Известие снова погрузило Марию в пучину отчаяния. Сейчас ей меньше всего хотелось открытого противостояния с Римом.

Незадолго до Рождества, к величайшему огорчению королевы, Англию покинули последние придворные из свиты Филиппа. Она писала мужу:

Я глубоко сожалею, что не смогла добиться Вашей коронации, но я окружена врагами и знаю, что не могу исполнить Ваше желание.

Когда Филипп ответил жене, она со страхом подумала, что он снова испытывает ее, ибо теперь он попросил поддержки Англии в войне с Францией. Дать подобное обещание означало раскачать под собой трон, поскольку она не могла нарушать условия брачного договора. Вместе с тем она не могла оттолкнуть от себя папу римского. Итак, куда ни кинь – всюду клин. Пришлось посмотреть правде в глаза: Филипп вернется лишь в том случае, если она выполнит все его просьбы, чего она никогда не решится сделать. Возможно, она и являлась его женой, но в первую очередь она была королевой.

Глава 37

1556 год

Безрадостное настроение Марии омрачило рождественские празднества в Гринвиче. И вот теперь не успели придворные встретить Новый год, как пришли ужасные новости. Летне-осенние дожди и последующий неурожай привели к нехватке продовольствия и голоду. Мария организовала вспомоществование беднякам и приняла меры против тех подлых людей, которые запасались зерном.

Стоя на коленях в своей домашней часовне, Мария просила Всевышнего снять с ее подданных