Делай, что должно - Маргарита Нерода

товарищ старшина, у меня вообще никаких вопросов. Увидели слабое место в обороне противника — доложили. Если б ваш непосредственный начальник с вас пример взял — глядишь, обоим Красное Знамя бы вышло. Отвага как минимум. Но вот такую цыганщину-испанщину я поощрить не имею права. Вам, товарищ старшина, благодарность от командования, а вам, товарищ младший лейтенант, отсутствие взыскания будет достаточным поощрением. И то как бы не многовато.

* * *

К новому месту службы направились заполночь. Лейтенант понял свое назначение как самое суровое взыскание.

— Да какой из меня разведчик? Уж ты-то знаешь, что я вас чуть не погубил всех! — говорил он Поливанову, уже махнув рукой на субординацию, просто как старшему товарищу, чьего совета он так опрометчиво не послушал. — За такие прогулки меня под трибунал надо было!

— Ты сейчас сам себе трибунал, лейтенант. И ночку эту ты по гроб жизни запомнишь. А разведка? Назвались груздями, полезли в кузов. Я тоже разведчиком не был еще, даже в Финскую.

— А чутье такое откуда? Раньше всех ведь сообразил, куда мы забрели. И часовых снял, даже не пикнули.

— Так чутье у меня охотничье, не боевое, — с расстановкой отвечал старшина. — На кордоне я примерно столько, сколько ты на свете живешь, в лесу не плутать да нож держать как не научиться? Да ладно, товарищ младший лейтенант, не боги горшки обжигают. Повоюем и в разведке.

Утешить младшего товарища было проще, чем самому примериться к новому назначению. С одной стороны, командование мыслит верно: всякий боец должен быть на своем месте, там, где от него толку больше. И если уж решило, что от них двоих больше проку будет в разведке, значит так тому и быть. С другой — Поливанов очень хорошо знал, что в иное время разведчик живет недолго. Умение лезть к черту в зубы и возвращаться оттуда, это то, чего и он пока в себе не распознал. Нет, конечно, помирать так вот сдуру мы не собираемся. Одного фрица упаковать сумели, справимся и с другими. Вот только учиться этой хитрой науке придется не одному лейтенанту. Это может быть на охоту ходить, зверя тропить по следу Поливанов бы мог его поучить. А вот разведка — для них обоих задача новая. И ошибаться разведчику нельзя, все равно как саперу.

Сочиняя следующим вечером новое письмо сестре, ничего про новое назначение старшина не писал. Подбирал слова легкие, простые, старался, чтобы повеселее выходило. Как недавно, когда рассказывал ей про здешние комариные места да про жабу, что у связистов квартировала. И сейчас поди квакает.

“А товарищи у меня, сестрена, подобрались просто мировые. В таком взводе, поверишь, ничего не страшно будет. Лейтенант правда молодой совсем, зеленый, но парень не робкого десятка. Давеча принесли мы нашему командованию подарок — фрица изловили. Конечно, волочь его через нейтралку, не великое удовольствие, когда враг твой увязан как любительская колбаса, но оказался очень ценный трофей. Командование довольно и поощрило нас за проявленную инициативу”.

На счет довольного командования, инициативы и поощрения он, конечно, малость загнул, но пускай уж Райка о нем не тревожится лишний раз. Она-то небось знает, какова жизнь у разведчика, им там в медсанбате всякие попадали. Но зачем в письме о печальном писать? Для этого у нас сводки есть.

Глава 5. Геленджик, июль-август 1942 года

В ночь перед операцией закономерно не спалось. Сложно представить человека, который перед таким днем будет смотреть сны без люминала. Все, что хотел, он на снимках увидел. Тогда, в тряском кузове, да еще под морфином, сильной тревоги увиденное не вызвало. А сразу после сводка в “Красной звезде” перечеркнула остальное. Теперь предельно ясно: вернуться в строй или уж никуда не вернуться. "Стреляйте, может быть, последний выстрел принесет вам победу". Еще недавно он говорил это Раисе. Черт возьми, как хочется верить, что хотя бы она уцелела!

Ночь упала черная, южная, быстрая, как выключатель повернули. Сна нет как не было. Вопрос, чего завтра ждать? Если откинуть иллюзии, всего чего угодно, до летального исхода включительно. Никакой хирург здесь не даст полной гарантии, не будем врать себе. Да и нет такого понятия в медицине, ты четвертую войну на себе тянешь, должен это знать. “Знаю. Чего не знаю, так это как уснуть с таким знанием”.

Наконец, тихо, чтобы не разбудить соседей, Алексей поднялся и вышел в коридор. Огромные окна смотрели в сад, здесь было прохладнее, чем в палате. Но побыть одному, поразмышлять, чего же ждать от завтрашнего дня, не получилось.

— Товарищ Огнев! Почему не соблюдаете режим?

Четырнадцатилетняя барышня в подшитом, но все равно слишком большом для нее халате старательно копировала интонации Чавадзе. Умора, конечно, но смеяться нельзя. Она, вообще-то, права. И режим соблюдать нужно, и ругать, если что, будут ее. Сначала дежурная сестра, а потом еще и родная!

— Виноват, Лидочка, но вот — не спится. Организм понимает, что завтра будет сложно, и готовится.

— К чему?

— Вот к чему эволюция учила, к тому и готовится. Либо драться, либо бежать. Но не спать ни в коем случае!

— Снотворного принести?

— Не нужно. Не будем путать завтрашнюю картину наркотизатору. Я скоро лягу. А если кто пойдет — услышу и сразу под одеяло!

Лида фыркнула:

— Как в пионерском лагере!

— Примерно.

— Помните, вы про Юдина говорили? Я книжку в библиотеке взяла. Тайком.

— Почему тайком?

— Мне сказали — ты маленькая, не поймешь. А у него там все понятно. Французские врачи — они же настоящие герои! Но почему они так плохо раны зашивали в мирное время? Даже я понимаю, что нельзя грязную рану шить.

— Потому, что первичный шов — только кажется простым. На самом деле Юдин его называл..

— … операцией Годье-Леметра. Я запомнила.

У Лиды заблестели глаза. Еще бы — с ней разговаривали как со взрослой. Впрочем, она не забыла тут же оглянуться через плечо на пустой коридор, не идет ли кто.

— Умничка. Так вот, бывают такие люди, среди студентов очень часто, но, увы, и среди врачей попадаются. Им кажется, что просто — они и делают как попало. А знаешь, кого больше всего не любят инструкторы-альпинисты из людей с медицинской подготовкой?

— Кого?

— Студентов пятого курса. Сначала они тащат в горы полпуда всякого железа, потом, когда припирает, выясняется, что половиной железа они пользоваться не умеют, а вторая половина некомплектная.

Лида тихонько рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.

— Представляю себе! Только не смешите меня так, я боюсь в голос рассмеяться. Тогда