Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев

Едва покинул Або горницу, шум пронёсся по рядам бояр. Разгорелись жаркие споры. Зеремей, перекричав прочих, заявил громогласно:

– Неча вора сего слушать! Нам, княже, надобно за единоверную Ромею держаться, но не за латинских еретиков! Тако отец и дед твой поступали!

– Угры – они завсегда ножи за спиной держат! – поддержал его Внезд Держикраевич.

С ними соглашался, постукивая по полу посохом, епископ Козьма.

Иное сказал Избигнев. Просто и ясно изложил Ивачич свою мысль:

– Ссориться с уграми нам не с руки. Они – рядом, тогда как Мануил – далече.

За союз с Иштваном высказался также и Филипп Молибогич.

Долго спорили бояре, старые ворчали, не веря в разум молодых, молодые же готовы были подкрепить свои доводы кулаками.

Ярослав, недовольно сдвинув брови, призвал к тишине и покою.

– Негоже руки распускать! – пресёк он споры. – Выслушал я ваши советы, мужи. Полагаю, с королём угорским нужен нам мир. Что же до Мануила… там посмотрим. Не время пока с ним враждовать. Но вассалом его почитать я себя не намерен. Всё на этом!

Бояре ушли, одни с ропотом, другие согласившись с княжеским решением. Единства среди бояр не было, и крики эти и шум – очевидные признаки раскола между «набольшими мужами», даже радовали порой князя. Такие, разобщённые, не смогут они навязывать ему свою волю.

…Беседа с Або состоялась у Ярослава на следующий день. При встрече в покое на верхнем жиле хором присутствовал также Избигнев. Вначале вспоминали былое, неудачные переговоры с Изяславом Давидовичем, поездку в половецкие вежи[97] на Буге, схватку в стане и тяжкое ранение Избигнева половецкой стрелой. Постепенно Осмомысл перевёл разговор с минувшего на настоящее.

– Выходит, Иштван укрепил власть свою? Многих баронов подчинил себе? Правда то? – спросил он, привычно лукаво щуря глаза цвета речного ила.

– Правда, князь.

– Но король Иштван ещё весьма юн, – продолжил Ярослав. – А в таких важных делах, как управление державой, нужен немалый опыт.

Або усмехнулся и смолчал.

– Что ж, буду говорить более прямо и откровенно. Ответь мне, достойный воевода. Кто водил рукой юного короля, когда писалась давешняя грамота? Вдовая королева Фружина? Архиепископ Лука? Или, может, бан Белуш?

– К сожалению, бан Белуш погиб. Его убили изменники, прихвостни императора Мануила, – со скорбным вздохом ответил старый воевода. – Удивлён, что ты не ведаешь об этом горестном событии.

– Увы, воевода! – Ярослав развёл руками. – Вести не всегда преодолевают вершины Горбов.

Ему становилось ясно, что опытный, искушённый в делах Дьёрдь Або не желает раскрывать тайны эстергомского двора.

«Пошлю к уграм Избигнева. Надо, чтоб проведал… Он сможет. Тем паче, что бывал у них. Знает их молвь», – решил Ярослав.

– Ну, ладно. Прожитого не воротить. Выходит, король ваш мира со мной ищет. Мир – то добро. Я тоже с ним ратиться желания не имею. Ответь, воевода, у короля вашего невеста есть?

– Нет пока. А что? – Вопрос последний, видно было, застал Або врасплох.

– Да подрастает у меня невеста. Десять лет. Дитё ещё, конечно, младше Иштвана твоего, но обручить вполне можно. А подрастёт немного, и скрепим союз наш этим браком. Вот и передай королеве Фружине, или кто там у вас верховодит, о предложении моём. Мол, польщён князь Ярослав вниманьем к себе и жаждет мир с вами упрочить. Понял, воевода? – Осмомысл лукаво подмигнул несколько смущённому угру.

Або пробормотал после некоторого молчания:

– Думаю, твоя мысль будет приятна королю.

На том князь и воевода и расстались, довольные друг другом. Избигнев получил повеление вместе с Або отъехать в Пешт, где сейчас обретался королевский двор. Отпустив обоих, Ярослав остался в покое один. Он думал о маленькой Фросе, и становилось ему страшно. Что ж это он делает?! Он, любящий отец! Он хочет устроить выгодный брак и обеспечить будущее дочери? Да, так. Но ведь Фрося ещё столь мала! И полюбит ли она короля угров? А если нет, если станут они жить так же, как и он с Ольгой?!

Нескончаемой цепью выстраивались перед Ярославом вопросы. Искать ответы на них было негде. Словно стена высокая возникла на его пути, и куда бы он ни пошёл, всякий раз упирался в эту стену. В конце концов он нехотя поднялся и направился через тёмный охраняемый стражей переход в хоромы Ольги.

Час был вечерний, и Ольга уже отдыхала после обильного ужина. Лениво зевая, она села на широкую постель, отбросив в сторону одеяло. Ярослав устроился напротив неё на лавке, исподлобья глянул на её густые спутавшиеся волосы, на грузное тело, на тяжко вздымающуюся в такт дыханию грудь.

Давно уже живут они врозь. В прошлом остались жаркие ночи, поцелуи и совокупления. Ярославу доносили, что завела княгиня себе молодого любовника, но почему-то ему было всё равно, навет это или правда. Анастасия царила в сердце Осмомысла, царила нераздельно и неотступно. Он знал, Настя – это его судьба, его жизнь, его будущее. А Ольга – прошлое, осколок былых страстей, былых, старых союзов.

– Чего тебе? Почто пришёл? – В словах княгини чувствовалось удивление. – Али соскучился?

– Речь о нашей дочери, – пояснил Ярослав. – Принимал давеча угорского посланца. Король угров предлагает мир и союз. Нынче снова имел беседу с послом. С глазу на глаз баили. И мысль есть обручить Ефросинью с королём Иштваном. Вот и пришёл вопросить, что ты об этом думаешь?

Ольга передёрнула плечами. Вздохнула тяжело, промолвила:

– Говорила не единожды: любишь ты дочь нашу. Лишний раз в том убедилась. Устраиваешь её, выгодного жениха вот сыскал. О таком любая невеста мечтает. А что мала Фроська, дак вырастет, оглянуться не успеешь. Об ней, стало быть, заботу имеешь, а о Владимире нисколь не думаешь. А ить[98] сын наш большой уже – тринадцать годов. Дед мой Мономах в его лета уже в Ростове княжил. Пора нашему сыну стол давать.

– Землю делить? Не для того отец мой её собирал воедино! – резко ответил ей Ярослав. – Стола ему не дам покуда. А к делам управленья – что ж, пусть ездит со мной на полюдье[99], на суды, пусть учится, опыт перенимает. Да только гляжу я: не лежит к этому душа Владимирова. Грамоту едва осилил. Куда такое годится? Боязно дела большие ему доверять.

– Не любишь ты его вовсе!

– Вот с Фросей уладим дела, тогда и за Владимиром очередь. Обещаю тебе: сыщу ему добрую невесту, – объявил жене Осмомысл. – Может, оженится, умней станет.

– Может, – тихо повторила Ольга.

В свете свечи глаза её, серые с голубинкой, источали печаль. Едва не впервые стало Ярославу вдруг её жалко.

«Не виновата