Запретный город - Кристиан Жак

— Сколько еще раз должен я повторять? — услышал он раздраженный голос судьи. — Я спрашиваю: удовлетворены ли вы? Молчун, вы что, оглохли?

— Да-да, конечно. То есть нет… То есть да… Я слышу! И я удовлетворен.

Медленно выходя из здания, в котором проходил суд, Молчун не сводил глаз с Закатной вершины, покровительницы Места Истины.

— Я хотел бы с тобой потолковать, — сказал ему Жар — но ты как будто не в себе. На тебе лица нет.

Молчун все еще был во власти услышанного наконец зова и потому не сразу признал своего спасителя.

— Прости меня, я так тебе обязан. Не знаю, как и благодарить. Еще вопрос, остался бы я цел, если бы не ты…

— А, брось! Шел себе мимо — гляжу, такое дело. Чего ж не встрять?..

— Любишь драться?

— Ну, если в селе живешь, умей постоять за себя. Бывает, не глянешься кому, а то и просто из-за ничего привяжутся.

— А где ты живешь?

— На западном берегу. Но с этим покончено. Завязал я с семейным хозяйством. Напрочь. Слушай, пить до смерти хочется. Как ты?

— Разве что пива свежего… Не против?

Молчун купил целый кувшин, и оба устроились под тенистой пальмой, росшей на крутом берегу.

— Так почему ты из дома ушел?

— Да в земле не хочу ковыряться — тоже мне отцовское наследство. Не по нраву мне это достояние предков.

— А чем жить будешь? Чего хочется?

— Знаешь, душа одного просит: рисовать. И на свете есть только одно место, где бы меня испытали и сказали, гожусь ли я, и где бы мне дали то, чего мне недостает. Это — Место Истины. И я пробовал даже туда пролезть, но… куда там! И все равно я эту затею не брошу… Иначе и жить незачем!

— Ты, Жар, еще такой молодой. Все у тебя может перемениться. Сто раз еще передумаешь.

— Ну уж нет, от этого мне не избавиться! С детства, сколько себя помню, я гляжу на зверей, на селян, на писцов… И рисую все это. Хочешь, покажу?

— Давай.

Жар пошарил под пальмой, нашел сухую веточку и начертил на земле невероятно похоже лицо судьи, его золотое ожерелье и статуэтку богини Маат.

Впервые в жизни Жару стало как-то не по себе. Никогда прежде не сомневался он в своей одаренности и только смеялся, если кому-то его наброски приходились не по вкусу. Но теперь… Теперь он с тревогой ожидал, что скажет старший товарищ. Такой тихий и спокойный.

А Молчун все медлил с ответом.

— Пожалуй, неплохо вышло, — наконец заговорил он. — У тебя врожденное чувство меры и рука очень уверенная. Это точно.

— Так что? Думаешь… правильно я решил?

— Думаю, да.

— Ух ты! Я — свободный человек, и я — рисовальщик!

— Но тебе еще многому стоило бы поучиться.

— Обойдусь! — отмахнулся Жар. — До этого дня никто мне не помогал, я сам научился. И дальше сам буду разбираться!

— А чего же тогда ты так рвешься в братство служителей Места Истины?

До желторотого художника дошло, что его устремления противоречивы, и его словно бы кнутом огрели.

— Потому… потому что там мне дадут рисовать и писать красками день напролет и не будут приставать с другими делами.

— Так, значит, тебе все-таки кое-что нужно?

— Я им докажу, что я лучше их!

— Вряд ли тщеславие поможет тебе открыть ворота братства.

— Какое еще тщеславие! Просто мочи нет терпеть: жжет хуже огня! Я должен туда попасть, и я пролезу, и плевать, какие помехи они еще придумают.

— Пыла-то у тебя хватает, но, наверное, еще что-то нужно.

Жар поднял глаза к небу:

— А у меня не только пыл. Знаешь, меня словно бы позвали и этот зов такой могучий, что нет сил ему противиться, так что я просто не могу оставить свою задумку. Место Истины — вот мое настоящее отечество, и жить я должен только там… Или нигде. Нет, тебе меня не понять.

— А по-моему, я тебя понимаю.

Жар широко открыл огромные удивленные глаза.

— Да, ты мне сочувствуешь, верю. И не спорю. Но ты меня старше и опытнее и потому просто не понимаешь, что во мне все горит и клокочет. А ты умеешь сдерживаться.

— Дело в том, — признался Молчун, — что Место Истины — мое родное селение.