Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

Майя все чаще подумывала о том, чтобы пристроить Семенчика писарем в улусной управе или в другом месте. Тогда бы она, наконец, вздохнула, перестала бы гнуть спину на чужих.

Однажды по селу прошел слух, что с юга идут два парохода и не нынче-завтра будут в Маче. Все село высыпало на берег, чтобы дождаться и встретить суда.

Семенчик стал звать Майю к причалу, но она отказалась, сославшись на занятость — мыла полы в гостиной Шарапова.

— Можно, мама, я один пойду на берег? — спросил Семенчик.

— Иди, родной, прогуляйся, только недолго там, — разрешила Майя.

Впереди Семенчика спешил человек в потертом штатском костюме. По толстой красной шее и виляющему заду Семенчик узнал в нем урядника Петухова. Многие обгоняли его, удивленно оглядываясь. Семенчик тоже обогнал и смешался с плотной толпой на берегу. С берега хорошо были видны два парохода и красные флаги на корме.

На берегу громко заговорили. Чей-то высокий полюс, перекрывая шум, возвестил:

— Братцы, большевики!..

Толпа пришла в движение. Из толчеи выбрались милиционеры, десятка два казаков и, не оглядываясь, бросились бежать. За ними трусцой засеменил урядник. В толпе засмеялись.

Пароходы, не подходя к причалу, бросили якоря. «Революционный» спустил баркас. Человек десять красногвардейцев во главе с Гудзинским сошли на берег. Семенчик выбрался из толпы и побежал к ним навстречу.

— Вы кто, красные? — спросил он.

— Красные, — улыбаясь, ответил молодой вихрастый красногвардеец.

— Я сразу догадался, что красные! А знаете почему? Урядник с казаками сбежали.

Гудзинский пригладил вихры на голове подростка:

— Вот что, орел, можешь показать, где живет этот ваш урядник? У нас к нему дело.

Красногвардейцы степенно пошли в село. Семенчик подвел их к дому урядника.

Петухов не сразу открыл. И только когда в дверь стали бить прикладом, хозяин загремел засовом:

— Вам кого?

— Урядника.

Петухов развел руками:

— Простите, вы ошиблись домом…

— Вы разве не урядник?

— Боже сохрани! — замахал руками Петухов. — Я крестьянин, местный житель.

— Врет все, — сказал Семенчик. — Урядник он.

— Вас опознали, господин Петухов, ничего не поделаешь. — В голосе Гудзинского звучала издевка. — Обыскать, или сами сдадите оружие?

— С кем имею честь? — пролопотал Петухов непослушными губами.

— Перед вами — большевики, господин урядник.

Торопясь, спотыкаясь, вытаскивал Петухов припрятанные наган, шашку и винтовку.

— Вот и все, что имеется…

— А у казаков что, палки? — строго спросил Гудзинский. — Сейчас же всех разоружить. Винтовки, шашки, револьверы, патроны — все снести к причалу. Срок — один час.

— Слушаюсь, господин э-э… Будет исполнено.

Гудзинский протянул Семенчику наган Петухова.

— Это тебе, бить буржуев. Бери, бери…

Оторопевший Семенчик потерял дар речи. Если бы Гудзинский не протягивал ему оружие, он не поверил бы своим ушам.

— Научи его обращаться с оружием, — кивнул командир высокому чернобородому красногвардейцу и повесил Семенчику на плечо кобуру. — Помни: это не игрушка.

— Поступай к нам в отряд, — подал мысль чернобородый.

— А что, — поддержал Гудзинский. — Сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — солгал Семенчик и покраснел.

— Прекрасно. — Лицо Гудзинского стало серьезным. — Зачислить его в отряд.

…Семенник влетел в комнату, придерживая руками кобуру. Майя только что вымыла пол и расставляла мебель. Купчиха, жена Шарапова, лениво бродила из комнаты в комнату, сладко позевывая. С годами она еще больше раздобрела. Но лицо было таким же моложавым. В глазах у нее появился какой-то хищный блеск, как бывает у молодых вдов. Одета она была в узкий, короткий сарафан немыслимого покроя. С некоторых пор купчиха перестала стесняться, часто разгуливала по дому полунагая. Поначалу Майя, глядя на бесстыжую хозяйку, выходила из себя, — боялась, что это дурно будет влиять на Семенчика, — но потом, видя, что Семенчик обращает на хозяйку внимания не больше, чем на ободранный шкаф с изуродованной резьбой, стоящий в углу, успокоилась. К тому же хозяйка всякий раз выказывала свою неприязнь к сыну батрачки. То в комнату ворвется некстати, когда она разомлеет от духоты и снимет с себя лишнее, то топать начнет перед самым сном. Не нравилось хозяйке и то, что к Семенчику приходят люди писать бумаги.

Только когда Майи не было дома, чуть затуманенные глаза купчихи останавливались на Семенчике дольше, чем обычно.

Однажды хозяйка, бросив на Семенчика косой взгляд, сказала:

— Ну и худище. Как будто тебя не кормят. — Она бесцеремонно пощупала его ребра. — Господи боже мой, один кости. Вот пощупай-ка меня. Да не бойся, не съем…

Исполнительный Семенчик пощупал хозяйку за правый бок.

— Смелее, ищи ребра.

Ребер Семенчик не нашел.

Купчиха облизала губастый рот и, бросив взгляд на дверь, сказала:

— А теперь живот… У тебя он к хребту присох, а у меня — во! — Купчиха поймала руку Семенчика, приложила к своему животу. Он был твердый, как барабан.

Семенчик отдернул руку.

С рождества обязанности топить хозяйскую баню перешли к Семенчику, и, судя по всему, он неплохо заменял мать. Чистоплотная купчиха с тех пор зачастила в баню, ходила париться чуть ли не через день. Пока хозяйка трепала себя веником, Семенчик должен был неотлучно находиться в предбаннике. Капризная хозяйка без конца звала его то поднести шайку с водой, то поднять мыло. То вдруг тухла свеча.

Семенчик как ни в чем не бывало входил на зов в парную и делал все, что от него требовалось. Порой хозяйке казалось, что батрак мешкает, наливая воду.

— Скорее неси шайку да уходи, — торопила она.

А вчера купчиха пришла в баню позднее обычного, выпроводив Майю в церковь, Шарапова — к Шалаеву играть в карты. Хозяйка собственноручно закрыла на крючок предбанник и велела зажечь еще две свечи. В предбаннике стало совсем светло. Хозяйка неторопливо стала раздеваться, бросая Семенчику на руки одежду.

— Не уходи, я тебя позову, — не оборачиваясь, бросила она и скрылась в парной.

Через полчаса купчиха громко позвала Семенчика.

— Голубчик, будь добр, потри мне спину, — разомлевшим голосом сказала она, протягивая батраку мочалку.

Семенчик неохотно взял мочалку и стал тереть. Вчера он мыл жеребую вороную кобылу, любимицу хозяина. То было куда приятнее. Кобыла стояла смирно, а эта ерзает. Когда спина стала красной, купчиха легла на лавку лицом вверх и с придыханием спросила:

— Что, упарился?.. Три руками, без мочалки… Не торопись.

— Сами потрете, — отвернувшись, сказал Семенчик и вышел из парной.

Купчиха розовым шаром выкатилась вслед за ним, улыбаясь во весь рот.

— Ну, спасибо, голубчик, услужил. — Она потрепала его по щеке. — Я довольна. Получишь от меня пять рублей серебром, только чур молчать. Не дай бог, Шарапов узнает.

…Купчиха первой увидела