Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

Весь март и апрель шли беспрерывные допросы в Следственной комиссии. Правитель дел Александр Дмитриевич Боровков, чиновник особых поручений при военном министре Татищеве, в иные сутки спал по два-три часа, а когда и бодрствовал напролет за письменным столом, составляя записку о минувшем дне для императора. Открылось многое и совершенно невероятное. Прежде всего никто не мог вообразить, что накануне возмущения заговорщики составили «Манифест к русскому народу», и открыто провозгласили цели, с которыми вышли на Сенатскую, и собирались принудить сенаторов его принять. Манифест уничтожал бывшее правление, учреждал Временное революционное правительство, правда на короткий срок в три месяца, освобождал крестьян от крепостной зависимости, ликвидировал рекрутчину и военные поселения, а также вводил равенство перед законом.

Читая манифест, Бенкендорф вспоминал слова деятеля кровавой французской смуты графа Оноре Габриеля де Рикетти-Мирабо, который выступал с крайних позиций, призывая к уничтожению абсолютизма, и в то же время тайно сотрудничал с королевским двором: «Чего мы хотим? Достигнуть равенства посредством свободы!» И что же?! Равенство было достигнуто. Летом 1790 года по предложению некоего Шапелье Национальное собрание отменило потомственное дворянство. Это мало кого удовлетворило. Тогда похерили титулы — князей, герцогов, графов, баронов, виконтов, маркизов, кавалеров, щитоносцев…

За употребление слова «господин» с легкостью отправляли на эшафот. Все превратились в «граждан».

Бенкендорф прочел в немецкой газете, что Наполеон на острове Святой Елены перед смертью заявил с присущей ему хвастливостью: «Мое правление было популярно во Франции, потому что ни одно правительство не согласовывалось с принципом равенства!» Однако он произвел такое количество новой знати, разукрасив наградами и гербами, как ни один монарх на свете. Действительно, лавочники и солдаты без особых затруднений становились князьями и графами, но, получив отличие, тут же выступали против равенства, создавая еще большее неравенство. Франция купалась в крови. Затем кровь залила и Европу. Толки о свободе и равенстве привели сотни тысяч разноязыких разбойников и насильников в Россию.

Мятежники воспользовались известными французскими схемами, надеясь в случае торжества через три месяца собрать на Верховный собор, сиречь Учредительное собрание, по два представителя от сословий. Верховный собор утвердит на будущее время порядок правления и государственное законоположение.

Чужие новации привели бы к худшим результатам. И ни к чему иному. Бенкендорф в том не сомневался. Когда вырыли Пестелеву «Русскую правду», которую братья Бобрищевы-Пушкины зарыли у села Кирнасовки вместе с одним из братьев Заикиных Федором — подпрапорщиком Пермского пехотного полка, Бенкендорф вообще пришел в изумление, поделившись мыслями с графом Толстым, которого государь привлек к обсуждению проекта высшей наблюдательной полиции.

Поехав в Зимний к Толстому и даже не дав бывшему начальнику опомниться, он прочел отрывки из отдела «Записка о государственном управлении», предварив коротким объяснением:

— Слов нет, Петр Александрович, поборники свободы и равенства круче нас с вами, и куда как круче! Его наметки полицейской системы без всяких экивоков требуют жесткой руки. Здесь приверженность к монархической форме правления есть отрыжка старого. Недаром бывший генерал-интендант второй армии Юшневский так хотел от нее избавиться. Много там наговорено поразительного. Князь Волконский, чье участие в заговоре к той поре не было открыто, виделся с Пестелем у дежурного генерала Байкова, взявшего его под арест и поместившего чуть ли не в своей спальне под крепким караулом. Пестель притворился больным, а Байков парижскому диалекту не обучен. Волконский подельника приободрил — мол, не падай духом. А тот в ответ: будь спокоен, я ни в чем не сознаюсь, хотя бы в кусочки меня изорвали, спасайте только «Русскую правду». Вырыли Пестелев закон по указанию Федора Заикина, которого притащил адъютант Чернышева Слепцов, а брат его Николай, хоть и бахвалился, что место знает и чертеж составил, в натуре указать точно, где прятали, не сумел. В сверток затолкали, а тот сверток с «Русской» будто бы «правдой» под берег придорожной канавы всунули и камнями привалили.