Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - Владимир Соловьев

— Перестаньте меня поъе*ывать, Соня. Фома Неверный стал Фомой Верным, но предварительно мне, как и ему, надо дотронуться до Вас, потрогать Ваши — ну, не раны, так шрамы, да хоть царапины, ежели таковые имеются и если Вы позволите, конечно.

— Вам можно всё!

— Ловлю Вас на слове. А где именно сейчас обитает моя таинственная незнакомка? Если это не военная тайна. Где-то мелькнула пляжная фотка, да? То Вы одна, то с кем-то. Пусть лучше он снимает Вас, чем снимается с Вами. Коррозия образа. Если Вы все еще во Флориде или у Вас есть любой какой-нибудь американский адрес, сообщите, и я пришлю Вам с автографом книжку из последних.

— Понимаю, что с вашей загрузкой за перипетиями моей био (на ФБ) Вам не уследить, а потому коротко: моя штаб-квартира (родственника, часто пустующая) при приездах в штаты…

Далее следовал флоридский адрес, которым я воспользуюсь на следующий день, чтобы послать моей знакомой незнакомке последнюю мою книгу.

— Хулиганство (мелкое) дозволяете?

И не дождавшись моего ответа, пока я его строчил:

— Да, сколько угодно! Тем более Вам. Сам из хулиганской породы. Будьте самой собой и никогда не спрашивайте ни у кого разрешения.

Софья Непомнящая — она же Соня Хабинская в девичестве — прислала мне пикантную свою фотку с припиской:

— Это — ночью по указанному адресу.

Приглашение к танцу? Интим предлагать?

Долго из-за этого снимка-неглиже не мог заснуть, несмотря на снотворные таблетки. А как спалось в эту ночь Соне Хабинской?

Проклятие, что не могу поделиться этой чудесной фоткой с читателем!

— Опера «Эйнштейн на пляже» это не про Вас, Соня? Как поздно до меня дошло! Был еще какой-то пляжный фильм у Ромера.

— Или «Непрожитая жизнь с идиоткой».

— Привет обоим — покойнику Шнитке и выживаго Ерофееву (который Виктор). Не я один, мы оба нашпигованы цитатами, а цитата есть цикада, неумолкаемость ей свойственна: вцепившись в воздух, она его не отпускает. Привет, самый-самый поэт прошлого столетия.

— «Несостоявшаяся жизнь с идиоткой». Если у вас есть минута, могу быстренько добавить (с последующим стиранием) еще гламурчика. Фото имхо лучше взять из «славянской серии» — как дополнительный фон к вашему декларируемому еврейству. Ловите — послала русскую красавицу.

— Соня, прелесть моя, я за Вами не поспеваю. Мне бы справиться с уже посланным. Все учту. Кокетство Вам тоже к лицу — что мало Вами увлечен. Мысленно обнимаю. Можно?

— Еще как можно! Вы, что, туги на ухо? Повторяю: Вам можно всё!

— Тогда разрешите мне моими мыслями про Вас поделиться с Вами?

— Вы только это и делаете. Валяйте.

— Ваша духовность и телесность не в ущерб душевности? Это не риторический вопрос. Мой любимый Стивенсон в детстве нарисовал человечка и спрашивает маму: «А душу тоже рисовать?» Или это Ваша таинственность, которую я принимаю за загадочность и пытаюсь отгадать, а тайна на то и тайна и так далее. А Вы сами себя знаете? Ладно, Вам не до таких разговорчиков, вижу. Завтра отошлю мою книгу — одну из. Какую выбрать — вот в чем вопрос, а не в том, что думал принц Датский. На свете счастья нет, но есть покой и воля, чего Вам и желаю на атлантическом берегу.

— Вы, как Пикассо, пишете на песке: это все уже в процессе стирания. Срочно спасайте свою ИС (интеллектуальную собственность).

С сожалением увидел я потом эти снимки на авторской странице моей Сони — в общем доступе. Да еще с ссылкой на меня:

— Это все В. Соловьев меня подбил на хулиганство. Ща сотрем. Было тут 40, оставим парочку, и то ненадолго.

Чужие голоса:

— а самые первые были самыми интересными

— жалко на телефоне смотрел, не успел сохранить

— вот и не надо — Это Соня.

— изящная словесность пошла

— Кто такой этот Владимир Соловьев, с которым ты так бесстыдно кокетничаешь?

— Сегодня дан был urbi et orbi (публичный) ответ, кот., пользуясь его свежестью, можно тут привести.

И, предупредив меня — «Ща-ща, Вова. Ща на вас поработаю. Рекламку вам на свои 5 тыс. растиражирую. У нас же такой вполне публичный литературный роман smile emoticon», — Соня вывесила на своей странице интервью со мной, как раз в этот день опубликованное (см. следующую главу с полным его тектом). А на жалобу, что оттуда выпал самый важный кусок на еврейско-христианский сюжет, тут же добавила и его, присовокупив:

— Хоть у меня есть свое, отличное от этих Соловьевых мнение. А вообще этот «соловьиный сад» в отечественной культуре, как я погляжу, заселен сверх всякой меры. Потому с изобретением ТВ некоторые В. С(оловьевы) перешли просто на свист. Отнюдь не художественный….

— Да, с именем-фамилией мне крупно не повезло. См. мой рассказ на этот сюжет «Мой двойник Владимир Соловьев», многократно печатавшийся, в том числе в этом году в моем томище «Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества». Несу ответственность только за Владимира Соловьева самого себя — остальные не родственники и даже не однофамильцы!

В разговоре о моей клятой фамилии живейшее участие приняли наши с Соней френды. Даю вразнобой, вперемешку — мои, Сонины, чужие?

— За что? — не выдержал Владимир Соловьев, который я.

— А не свисти! И клювом не щелкай.

— А чем щелкать прикажете? Пальцами, как оклеветанный графом Алексей Каренин?

— Каренин, как помнится, не щелкал, а трещал пальцами…

— Ну уж трещал! Окарикатурил граф.

— Фамилия меж тем, прошу заметить, на Руси славнейшая!

— И да и нет. Когда всех Соловьевых затмевает один?

— Соловьи и разбойники, они свистеть должны!..

— А я вот разливаюсь соловьем. В школе, правда, меня так и называли — соловьем-разбойником. О моих певческих потенциях никто и не предполагал. Кроме меня.

— Как это «чем»? — скворцом!!! ///А мог бы жизнь просвистать скворцом, Заесть ореховым пирогом…///

— Да, видно, нельзя никак… Оттуда же, — заканчиваю я Мандельштама.

— Доигрался х… на скрипке.

— Некоторые в таких ситуациях добавляют первую букву отчества. Очень стильно. И по-американски. Советую.

— Спасибо. Как-то поздно уже.

— Ну хотя бы когда будут возлагать цветы — не будут путаться!

— Тропа не зарастет — вопрос к кому?

Последние четыре реплики — мой разговор с московским музыкантом Владиславом Виноградовым. Опускаю — пропускаю остальные вмешательства в наш с Соней tête-à-tête. Мне удается-таки время от времени встрять в разговор, извинившись за то, что я говорю, когда меня перебивают. А это уже Соне: