Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Сьюзен Батлер

Молотов и Сталин встретились в 1912 году в Санкт-Петербурге во время подготовки первых изданий большевистской газеты «Правда». Сталин был ее первым главным редактором. Молотов, которому было только двадцать два года, был поражен этой встречей. «Он просто изумляет. У него внутренняя красота революционера, он большевик до мозга костей, он умен и очень хитер как конспиратор», – сказал он одному своему другу. Он всегда испытывал перед Сталиным благоговейный трепет.

Кабинет Молотова в Кремле был рядом с кабинетом Сталина, трехкомнатная квартира Молотова в Кремле также располагалась рядом с апартаментами Сталина. Молотов был коренастым человеком с темно-каштановыми волосами и карими глазами. У него было квадратное лицо с усами, он носил круглое пенсне без оправы. Он всегда был одет в аккуратный темный костюм и белую рубашку с темным галстуком. Как и Сталин, Молотов был невысокого роста. Он редко улыбался. Он был трудоголик и получил известность самого прилежного члена Политбюро. Джордж Кеннан писал, что Молотов был воплощением живой машины. Черчилль считал, что Молотов подобен Макиавелли, потому что «жил и преуспевал в обществе, где процветали всевозможные интриги, которым сопутствовала постоянная угроза физической ликвидации… Он более, чем кто-либо другой, подходил на роль исполнителя и орудия политики непредсказуемой государственной машины»^[74]. По всеобщему мнению, он был человеком сдержанным и трудолюбивым. Молотов говорил глухим, монотонным голосом, слегка заикаясь, причем это заикание становилось более заметным, когда его слушал Сталин. Владимир Павлов, переводчик Сталина, к услугам которого вождь чаще всего прибегал, сам предпочитал работать не со Сталиным, а с Молотовым: «С ним было легче работать… Сталин ценил людей, которые сразу понимали, какие вопросы обсуждаются, но которые одновременно были бы скромны и не пытались этим знанием кичиться»^[75]. Но более важно, по мнению Павлова, было то, что Молотов не только с видимым наслаждением устраивал разносы своим соратникам, но никогда не пытался защитить человека, против которого НКВД выдвигало какие-либо обвинения. Наоборот, он всегда сразу соглашался с арестом этого человека. Тем не менее на похоронах Сталина Молотов плакал – единственный из всех, кто нес гроб с телом вождя. Коммунизм был его религией, как и религией Сталина. Молотов возглавлял проведение коллективизации на селе и ликвидации класса кулаков, хозяев своих земельных наделов, которым было предложено вступать в колхозы и передавать в их распоряжение (за небольшое вознаграждение) свою собственность. В знак протеста многие предпочитали сжечь всю свою продукцию. («Кулаки – самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплуататоры, не раз восстанавливавшие в истории других стран власть помещиков, царей, попов, капиталистов», – писал Ленин^[76].) Молотов осуществлял и обосновывал уничтожение кулаков и других несогласных с коллективизацией российских и украинских крестьян, которых коммунистическая доктрина причисляла к классу капиталистов, подлежащему ликвидации во благо общества. После высылки множества крестьян их заменили партийные работники, совершенно не разбиравшиеся в методах ведения сельского хозяйства, что привело к еще более стремительному падению урожайности, стало не хватать даже посевного материала для сельскохозяйственных культур. В результате этого эксперимента в области социальной инженерии многие миллионы россиян и украинцев умерли от голода. Даже Сталина это потрясло. «Создание колхозов проходило в страшной борьбе… Десять миллионов… Это было что-то ужасное и продолжалось четыре года. Все четыре года руководил этим Молотов. Для того чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами», – таково знаменитое объяснение Сталина Черчиллю^[77]. После коллективизации, в конце концов, сельское хозяйство стало более продуктивной и стабильной отраслью по сравнению с тем, каким оно было при традиционном способе ведения частных хозяйств, но плата за это была огромной.

Лишь в одном Молотов был уязвим, а его поведение нетипично – у него была стройная, следящая за модой жена, к тому же еврейка. Полина Жемчужина, которая до войны была хлебосольной хозяйкой, курировала советский трест, занимавшийся производством и распространением косметики и туалетных принадлежностей. Ее задача состояла в том, чтобы научить русских женщин носить макияж. «Мой муж работает над их душами, а я – над их лицами», – как-то сказала она. (Незадолго до смерти Сталина Полина была арестована и брошена в тюрьму вместе с другими евреями, которых он подозревал в сионизме. Положение Молотова при этом не изменилось.)

Вторым советником Сталина на конференции был маршал Климент Ефремович Ворошилов, светловолосый, голубоглазый, добродушный и чванливый бывший кавалерист, который носил элегантные усы. Герой гражданской войны и [заместитель. – Прим. пер.] председателя Совета Народных Комиссаров, он с давних пор был в хороших отношениях со Сталиным. Еще в 1906 году в Стокгольме они снимали одну комнату на двоих. Однако Ворошилов был скорее другом, чем советником. «Молодец, но не боец», – так Сталин говорил о нем^[78]. Его преданность вождю не подлежала сомнению, и Сталин чувствовал себя с ним комфортно; это был один из немногих оставшихся первоначальных членов Политбюро, из узкого круга из восьми членов и пяти заместителей, которые правили Россией. Однако прежнего уважения к Ворошилову больше уже не испытывали. Ворошилов был наркомом обороны, когда в 1939 году Советский Союз вторгся в Финляндию. В этой кампании финны проявили себя так блестяще, а Красная армия действовала настолько неэффективно, что Ворошилов был смещен со своей должности. После вторжения Гитлера Сталин назначил его главнокомандующим Северо-Западным фронтом, ответственным за оборону Ленинграда. Но и с этой задачей он тоже не справился. В какой-то момент, полагая, что надежда удержать город была ничтожна, он был готов сдать его, уверенный в неизбежности поражения.

Сталин назначил вместо него Георгия Жукова, который сразу предпринял необходимые героические меры. Жуков, блестящий генерал, приказал снять орудия с российских военных кораблей в Балтийском море и передислоцировал их для защиты города. Голодающих жителей Ленинграда он воодушевил, сплотил на оборону города, мобилизовав имеющиеся ресурсы, и в конечном счете спас Ленинград. В январе 1944 года после того, как блокада Ленинграда была снята, Сталин издал приказ, согласно которому «товарищ Ворошилов направлялся на организацию оборонной работы в тылу»^[79]. В том же 1944 году, но позже, его исключили из состава Государственного Комитета Обороны.