Вино в потоке образов. Эстетика древнегреческого пира - Франсуа Лиссарраг

38. Краснофигурная чаша; ок. 510 г.

Менее изощренным образом гончары также обыгрывают другое свойство посуды, придавая сосудам форму тел. Так же как в нашем словаре есть анатомические термины, применяемые к посуде – мы говорим «горлышко», «брюшко», «плечо», «ножка», «носик» сосуда, – в греческом существуют «ушки» (ota) как обозначение ручек, «голова» сосуда (kephale), «лицо» (prosopon) и «губы» (cheile); фиалы для возлияний имеют «пупок» (omphalos).^[123] Эти анатомические параллели подчас получают предметное воплощение – и вербальная метафора реализуется. Так, нам известно несколько примеров сосудов в форме стопы или фаллоса;^[124] в других случаях ножка чаши может быть заменена на фаллос [37].^[125]· Обходиться с подобным объектом как с простой чашей становится нелегко; возникающая анатомическая иллюзия превалирует над утилитарной функцией сосуда, и пирующий, поднося его ко рту, демонстративно включается в эротическую игру. А так как лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, то для подтверждения нашего анализа будет достаточно обратиться к изображению на чаше [38],^[126] где подобным сосудом манипулирует обнаженная женщина в позе пирующей.

Таким образом, игра с метафорами ведется на всех возможных уровнях; так же как тело становится сосудом, сосуд превращается в тело. Подобие между симпосиастом и сосудом разрабатывается и в другом направлении. Обратите внимание на то, что сосуд, снабженный фаллосом [37]» декорируется глазами, между которыми располагается маска сатира с остроконечными ушами [25]· Фронтальное изображение лица сатира нередко встречается в вазописи [26] и производит – если пирующий останавливает на нем свой взгляд – гипнотический эффект, который является одной из примет дионисийского мира.^[127] В данном случае этот эффект удваивается из-за присутствия пары глаз, обрамляющих лицо сатира, которые превращают наружную сторону чаши в маску, покрывающую лицо симпосиаста. Таким образом, чаша есть одновременно и сосуд, и защита от дурного глаза.

39· Краснофигурный канфар, ок. 440 г.·

40. Канфар с росписью по белому фону; ок. 480 г.

Однако творческое использование анатомических «возможностей» пиршественной посуды на этом не заканчивается. Существует значительное количество фигурных сосудов в форме головы человека или животного. Лев, орел, олень, кабан, собака, осел – дикие и домашние животные, весь спектр привычной грекам фауны задействован в «животной серии».^[128] В отношении человека выбор представляется значимым: мы не обнаружим ни единого индивидуального портрета, но одни лишь жанровые типажи; не встретятся нам, за исключением Диониса и Геракла, и божественные персонажи; изображаются исключительно женщины, чернокожие (как мужчины, так и женщины), азиаты, сатиры. Чаще всего сосуды выполнены в форме одной головы [39]^[129] или двух, сцепленных между собой затылками и контрастирующих, как, например, пара [40],^[130] состоящая из черной и белой женщин. Единственный, кто не представлен в этой системе, – «правильный» белый мужчина; судя по «антропологии» пластических сосудов, мы имеем дело со стремлением определить – от противного – пирующего грека и противопоставить его всем прочим, кем он сам не является. Как мы уже заметили, практика винопития дает, помимо прочего, опыт инаковости; данная серия сосудов, как представляется, подтверждает эту точку зрения и еще раз «проговаривает», на свой собственный манер, высказывание, которое приписывается философу Фалесу:

…будто бы он утверждал, что за три вещи благодарен судьбе: во-первых, что он человек, а не животное; во-вторых, что он мужчина, а не женщина; в-третьих, что он эллин, а не варвар.^[131]

41. Краснофигурная чаша; Ольт; ок. 510 г.

42. Чернофигурная ойнохоя; т. н. художник Талеида; ок. 550 г.

Типично греческая антропология, идущая путем последовательных исключений.^[132] На симпосии она проявляется через пиршественную посуду: встреча пирующего с сосудом рождает смыслы.