Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни - Николай Ямской

^{Ресторан «Прага». 1930-е гг.}

Поэтому, скажем, мой дедушка Ян Викентьевич, работавший в начале прошлого века старшим мастером на 1-й Московской телефонной станции, со своими 100 рублями ежемесячного жалованья чувствовал себя вполне уверенно.

Краткий курс гастрономического ревизионизма

Ну а теперь снова полюбуйтесь на «старопражский» прейскурант. И прикиньте сами! На свои сто рублей ежемесячного жалованья дедушка вполне пристойно содержал неработающую жену и семь человек детей, оплачивая их обучение, визиты к врачу и довольно разнообразный гардероб. Семья, между прочим, жила хоть и в скромной, но все же трехкомнатной, добротно обставленной квартире. Чего, например, стоила одна только немецкая фисгармония в гостиной. Или швейцарские напольные часы в черном лакированном футляре, с изящной монограммой «Ле руа а Пари» («Король Парижа») на ослепительно-белом циферблате.

Так что такие, как Ян Викентьевич, презрительно зачисленные товарищем Ульяновым-Лениным в «рабочую аристократию», легко могли при желании позволить себе и пражский «бизнес-ланч». Правда, дедушка все же предпочитал домашний стол. И воскресного гуся в черносливе и яблоках, которого бабушка готовила просто божественно.

Всенародная тайна «каши из топора»

Ради объективности признаюсь, что стопроцентно люмпен-пролетарская родня по другой, материнской линии, которая ютилась в полуподвале того же домовладения, о гусе в черносливе, конечно, могла только мечтать. Но все же в любой, самой паршивой съестной лавке на Сретенке почти всегда могла всего за 5 копеек приобрести хлеб, чай и «полколеса» дешевой колбасы.

Между прочим, семейные воспоминания о рационе питания предков свое «черное, антисоветское дело» сделали. Именно дедушкин гусь породил во мне первое личное сомнение в неоспоримости марксизма-ленинизма. В полное же отрицание это переросло в середине 1980-х, когда на наши прилавки стали выкидывать колбасу, в основном одного — особого, социалистического сорта. Ее рецепт отнесли к разряду важнейших государственных секретов. И хотя ее сомнительные вкусовые качества для массового дегустатора — простых советских граждан такой уж непроницаемой тайной не являлись, завесу приподняли только в период перестройки и гласности. Оказывается, мясная составляющая в той все равно перманентно дефицитной колбасе не предусматривалась принципиально. В состав наполнителя лучше было не углубляться. В прессе проговорилось, что за эту выдающуюся «кашу из топора» целый коллектив изобретателей — специалистов по рациональному питанию получил весьма престижную премию Совета министров СССР.

Церемонию награждения в телепрограмме «Время», разумеется, не показывали. Как и длиннющие продуктовые очереди, в которых основные потребители «съедобного картона» проводили полжизни.