Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби

* * *

Марк-граф обернулся разбойником

Анализируя деятельность Тимура, Карла Великого и последних ассирийских царей, мы обнаружили одно и то же явление во всех трех случаях. Воинская доблесть, которую общество развивает среди жителей своих границ для защиты от внешних врагов, подвергается гибельной трансформации в душевную болезнь милитаризма, когда она отклоняется из собственного поля действия в «ничейную землю», находящуюся по ту сторону границы, и обращается против собратьев внутри общества. С легкостью мы можем вспомнить и множество других примеров этого социального зла.

Мы вспомним о Мерсии, повернувшей против других английских «государств-наследников» Римской империи оружие, которое она отточила, выполняя свою первоначальную функцию в качестве пограничной полосы между Англией и Уэльсом. Вспомним об английском королевстве Плантагенетов, пытавшемся во время Столетней войны завоевать братское королевство Францию вместо того, чтобы заниматься своим собственным делом по расширению границ их общей матери — латинского христианства — за счет кельтской окраины. Вспомним и о норманнском короле Роджере Сицилийском^[702], обращающем свою военную мощь на расширение владений в Италии вместо того, чтобы продолжать дело своих предков по расширению границ западного христианства в Средиземноморье за счет православного христианства и исламского мира. Подобным же образом микенские форпосты минойской цивилизации на Европейском материке злоупотребили доблестью, которую приобрели в противостоянии континентальным варварам, чтобы обратиться против своей матери — Крита — и разорвать его на части.

В египетском мире классическая южная граница в районе долины Нила непосредственно за Первым порогом тренировалась в военном деле для выполнения своего долга по сдерживанию нубийских варваров, обитавших в верховьях реки, только лишь затем, чтобы повернуться в противоположном направлении против общин внутри страны и установить при помощи грубой силы Объединенное царство двух корон. Этот акт милитаризма был изображен преступником со всей искренностью самодовольства в одном из самых ранних обнаруженных до настоящего времени письменных свидетельств египетской цивилизации. Палетка Нармера^[703] показывает триумфальное возвращение верхнеегипетского военачальника из похода против Нижнего Египта. Раздутый до сверхчеловеческого роста, царь-завоеватель марширует позади ряда шагающих с важным видом знаменосцев к двойному ряду обезглавленных вражеских тел, в то время как внизу в образе быка он давит поверженных противников и разрушает стены укрепленного города. Соответствующая надпись, как полагают, перечисляет добычу в 120 000 пленников, 400 000 голов крупного рогатого скота и 1 422 000 овец и коз.

В этом отвратительном произведении архаического египетского искусства мы видим, как трагедия милитаризма разыгрывается вновь и вновь со времен Нармера. Возможно, наиболее тяжелым из всех представлений этой трагедии было то, виной которого явились Афины, когда они превратились из «освободителя Эллады» в «город-тиран». Это афинское отклонение накликало не только на сами Афины, но и на всю Элладу непоправимую беду в виде Афино-Пелопоннесской войны. Военная сфера, которую мы рассматривали в данной главе, наилучшим образом проливает свет на исследование роковой цепочки κόρος — ϋβρις — άτη, поскольку военное искусство и доблесть являются опасным оружием, способным причинить смертоносный ущерб тем, кто неправильно им пользуется. Однако несомненно истинное относительно военного действия истинно и по отношению к другим видам человеческой деятельности в менее опасных сферах, где пороховая цепь, ведущая от κόρος через ϋβρις к άτη, не столь взрывоопасна. Какую бы человеческую способность или сферу ее применения мы ни взяли, предположение о том, что раз эта способность оказалась подходящей для исполнения ограниченной задачи в пределах ее собственной сферы, то можно считать, что она породит некое неумеренное действие при другом стечении обстоятельств, является не чем иным, как интеллектуальным и нравственным отклонением и никогда ни к чему не приведет, кроме как к некоторому бедствию. Сейчас мы должны перейти к рассмотрению примера, на котором видно действие той же самой последовательности причины и следствия в невоенной сфере.