Записки кота Мурчика - Евгений Янович Сатановский

те, которые делали, не нравились. Они под конец 80-х пошли, а в 90-е и вовсе тату-салоны расцвели: и цветные, восточные, и этнические, и какие угодно другие. Так что сын одного из друзей закосил под викинга по самую шею. На лицо не наносил – его бабушка бы этого не одобрила. Она и так на него косилась в ужасе.

Да и племянница в Израиле после армии набила бабочку на щиколотку. Оперирующий хирург, майор бронетанковых войск, главврач дивизии, мама девочек-близняшек… Ну, молодёжная мода. Маме автора, бабушке племянницы сказали, что это переводная картинка, чтобы не расстраивать. Сам тем более не стал. В оперотрядах на братков насмотрелся, как-то желание отпало. Альбомов с фотографиями особо выдающихся татуировок накупил, в качестве моральной компенсации, вполне хватило. И эстетическое чувство удовлетворено, и шкура цела. Да и особых примет нету.

Волосы длинные… Опять незадача. Шурин носит. Лысеет, но носит. Его только жена подстричь может: со старшей сестрой не спорят. А живёт он в Америке, так что от визита до визита… Сын носит, периодически укорачивая, чтобы в гриву не превращались. Ну, компьютерщики… Да и по образованию он искусствовед. Суриковке длинная грива не мешала. Сам – увы. Карате, завод… До военной кафедры мама была против, а папа особо нет, но он всегда коротко стригся, ну и мы с братом так же. После института и армейских лагерей отрастил роскошную, до плеч, копну. На тренировках головной повязкой волосы удерживал, чтобы в глаза не лезли. И так года полтора, до встречи с будущей женой. К свадьбе остригли, и скоро сорок лет как стригут. А теперь уже зачем они?

Борода… Вот тут – да. Как из лагерей в Москву вернулся, так её отрастил и не сбриваю. Форму менял, было. С эспаньолкой ходил, со шкиперской, без усов. В итоге осталась классическая. Не щетина, с которой смотришься, как плохо выбритый поросёнок, но и не кудлатая. Волосы растут по-разному, в разные стороны и с разной скоростью, так что, если их больше месяца не стричь, похож на лешего. Причём на старого лешего. А сформируют в парикмахерской нормальную бороду, усы подравняют – минус десять лет.

Очки, опять же… С венгерского стройотряда, с восемнадцати лет, когда открыл для себя наличие в природе стёкол-хамелеон и нормальных оправ, пристрастился, есть грех. И тут главное, не обращать внимания на моду, носить что нравится и не заморачиваться. Они теперь и в Москве есть, причём в любом количестве. Дорого, но комфорт, и чтоб глаза не болели, для очкарика дороже. Особенно для того, кто много за компьютером сидит и ещё больше читает. Благо читать после операций, раз уж зрение подняли до минус трёх, нужно без них… С чего начали, тем и кончили. Первые, в четвёртом классе, минус четыре были.

Последний из аксессуаров: часы. Самые первые папа подарил, на металлическом браслете, в шестом классе, со светящимися стрелками, фосфором намазанными. Тогда же кожу на запястье этим браслетом защемил, здоровенная бородавка выросла. И лет до двадцати пяти с ней ходил, пока на «Серпе и молоте» она не сгорела. Начисто, бесследно и безболезненно. Перед сменой была, после – чистая кожа. Мы тогда шарикоподшипниковую сталь катали и с адъюстажа отгружали. Пилить металл, как по гэдээровской технологии было положено, было невозможно: визг дикий, глохли. Никакие беруши не спасали. Так что пилу аккуратно демонтировали, поставив вместо неё гильотинные ножницы. А шарик когда ими рубят, скол идёт. Потом его обрезать на станках надо, а его когда катают, так сотнями тонн. Круг большого диаметра, длина метров по шесть, штанги тяжеленные. Геморрой страшный. Туда-сюда кран гонять, пару человек на станки с циркулярками ставить, сортировать всё, чтобы скол не пропустить…

В общем, рубили его горячим, без охлаждения. И отгружали не по пять тонн, как положено, с учётом того, что автоматический захват сам по себе те же пять тонн весит, а тонн по девять, сколько кран без опасности обрушения унесёт. Всё равно вязальные машины, которые прямо в приёмных карманах металл проволокой обвязывать должны были, не работали. Сварка не держала: рвалась проволока. Да и высотный склад, говоря по чести, не фурычил. Автоматика, понятно. Прогресс. Ни хрена не пахало. Как у нынешних, с их разводиловом на бабки, по части искусственного интеллекта, нанотехнологий и суперджета. Выбили из начальства бабло, освоили, красавцы. А как оно пашет, сколько это стоит и зачем оно такое, косое и кривое нужно, вопрос.

Ну, снимали со стана металл цепями. 180 кг цепь, два пуда кольцо, крюк на коротком дублёре той цепи, нормально. Главное, то кольцо своим личным персональным крючком из упругого металла, с ручкой толстенькой, как раз под вачику, приспособленной, зацепить, по профнастилу металлическому под пачкой протащить, с ходу, с налёту, чтобы всю цепь не вытягивать, надрываясь, с наскоку, на выдохе его на крюк надеть, потом второе так же, и развести цепи пошире, на всю ширину рук, чтоб не перекосило, как кран кверху металл рванёт. И чтоб большие пальцы варежки цепью не зажало. Оторвёт их к чёртовой матери, вместе с содержимым.

Потом пачку многотонную на весы, которые рядом, из балок сварили. Вешаешь, бежишь в будку, говоришь вес. Девочки-учётчицы его в книгу амбарную записывают, где марка, номер плавки и прочие данные партии, бабушка Настя Дейнека, калибровщица, на пару металлических бирок-пластинок, заранее, с маркой и номером плавки подготовленные, вес набивает, чеканит, девочки картонку с весом и номером заказа пишут – и на проволоку, которой к тому времени пачка уже вручную, в трёх местах обвязана, те бирки вешают. А картонку – на хвост пачке, чтобы видна была. Для отгрузки. И в штабель. Проволоку для обвязки заранее готовят, мягкую, отожжёную, чтоб гнулась и вязать её было легко. Не дай Б-г, пружинить будет. На концы пачки двойные кольца, посередине одинарное. Набрасываешь, как ковбой лассо. До сих пор руки движения помнят. Как цеплять, как вязать, как закручивать…

Если пара сколов есть, на месте их режешь газовым резаком. Если их много – успел металл остыть, без завязки, на сортировочный стеллаж, солидолом смазанный, чтобы окалина процесс не тормозила. Он под горячим металлом шипит, воняет… Но ведро в уголке у ограждения стоит и квач из тряпки на толстой проволочной ручке в нём ждёт – лучшие друзья сортировщика. Отсортировываешь брак, на станок его краном перетаскиваешь, обрезаешь, обратно в карман стеллажа к пачке добрасываешь, взвешиваешь по новой и вяжешь. А потом уже в штабель.

Он, по идее, и по норме должен быть не выше двух с половиной метров, чтоб с пола крючком доставать. Да куда там… Места мало. Четыре