Путь в бессмертие - Николай Архипов

как раз в центре села. Далеко ходить не надо. Особой страстью тётки была заготовка дров. Она на этом деле ну просто помешана была. Именно на этом и решил сыграть Иван. Накануне ей как раз привезли целый воз берёзовых брёвен.

– Тётка Валя, слышь, тётка Валя! – стукнув в дверь валенком, крикнул Иван, одетый в вывороченный тулуп и маску чёрта, как и полагалось путному ряженому. – Тебе дрова часом не нужны?

Девки, загодя предупреждённые об операции, захихикали. Иван показал им кулак и продолжил на полном серьёзе играть свою роль, стараясь говорить басом:

– Так дрова-то нужны или как?

За дверью послышались совсем не женские твёрдые шаги и раздался грубый голос тётки Вали:

– Кого там черти носят? Какие ещё дрова?

– Дрова, спрашиваю, нужны? – не сдавался Иван.

– Не надо мне никаких дров! – загудела рассерженная тётка Валя. – Пошли отсюда, а не то я вас дрыном вмиг спроважу отсель! Шпана говённая!

– Ну, как знаешь. Наше дело предложить. Не нужны так не нужны, – донельзя довольный Иван отошёл от двери. – Ну, ребята, за работу.

Утром тётка Валя как всегда вышла за водой на улицу с вёдрами и расписным коромыслом. Но до колодца в этот день она так и не дошла. Застыв на крыльце и обозрев двор, тётку чуть не хватил удар. От вчерашнего воза свежих как на подбор привезённых бревён и след простыл. Двор сиял первозданной пустотой, словно там никогда ничего и не было. Потом, конечно, всей ватагой таскали эти дрова назад под хлёсткую ругань потерпевшей, но это того стоило.

Сейчас Иван вспомнил тот вечер и улыбнулся. Давно он вот так в тишине не стоял и не вспоминал родину.

– Зябко, однако, – поёжившись, проговорил Ломакин, боец из отделения Терентьева. – Вы вон где-то тулуп раздобыли. Повезло. А я не иначе околею тут до утра. Градусов тридцать мороза, никак не меньше.

– Не сочиняй. И двадцати не будет, – не переставал улыбаться Иван. – Тулуп будем по очереди надевать. Так что не околеешь. И вообще, помолчи. Не на гулянке.

Почти час дежурства прошёл тихо. Караульные посматривали вокруг, пританцовывая на снегу. Ноги в тулуп, к сожалению, не помещались и мёрзли нещадно. Иван вдруг замер и прислушался. Со стороны соседнего дома послышались шаги, вернее скрип снега. Он вгляделся в темноту, но ничего не увидел и повернулся к Ломакину, чтобы предупредить. Но тот и сам что-то увидел. Он приложил палец к губам и показал на двор соседнего дома. Иван присмотрелся. Теперь и он увидел двух людей, крадущихся к дому со стороны огорода. Неизвестные подошли, затем куда-то отошли и снова пришли.

– Это не наши. Да и чего ради им туда-сюда шастать? Не иначе местные, – подумал Иван.

– Смотрите, товарищ сержант, – еле слышно прошептал Ломакин, – они солому носят.

– Молодец, Ломакин. Глазастый чёрт, – Иван понял, что задумали незнакомцы. – Ломакин, ты слева обойди, со стороны огорода, а я через улицу зайду. Побегут, стреляй. Но смотри, попробуем живыми взять. Хоть одного. Всё, давай.

Ломакин пригнулся и исчез за двором. Иван осторожно вышел через калитку на улицу, прокрался по забору до соседей и вошёл во двор. Прижимаясь к стене дома, он вошёл на крыльцо, за которым был виден двор. Незнакомцы уже не таскали солому. Они засовывали её под застрехи. Вот один из них остановился и, пошарив по карманам, достал спички.

– Где же Ломакин? – с тоской подумал Иван, шаря глазами по сугробам.

Никого. Времени на ожидание уже не было. Нужно действовать. Иван взял в руки ППШ и прыгнул с крыльца. В это время со стороны огорода раздался пистолетный выстрел. Незнакомцы повернулись и не заметили Ивана. Первым ударом в голову сержант свалил одного. Второй резко повернулся и перехватил руку Ивана, не дав ему нанести второй удар. Противники повалились в сугроб. Незнакомец оказался наверху. Он схватил Ивана за горло и стал душить его. Сила у него была приличная, да и подготовка чувствовалась профессиональная. У Ивана потемнело в глазах. Дышать стало нечем. Иван из последних сил подтянул автомат и нажал на курок. Незнакомец тут же осел. Его руки ослабли. Сержант сбросил безжизненное тело с себя и хотел подняться, как со стороны огорода раздалась автоматная очередь и над головой просвистели пули, смачно впечатываясь в мороженые брёвна двора. Иван снова упал на снег, развернулся и дал ответную очередь, не видя стрелявшего. Из домов стали выбегать полураздетые солдаты. Мимо Ивана пробежали соседние караульные и, стреляя на ходу, скрылись за сугробами.

Через полчаса они вернулись, неся на руках Ломакина.

– Трое было, – коротко сказал солдат, идущий следом. – Ушли, суки. Проворные. На лыжах ушли.

Второго поджигателя поставили на ноги, заломили руки за спину и повели в дом. Иван зашёл следом. В избе никто уже не спал. Все были одеты и готовы к бою. Это была выработанная за время войны привычка, когда от того, как ты отреагируешь на опасность, зависела жизнь, и не только твоя. Мужика поставили у стола, за который сел Синельников и незнакомый капитан.

– Кто такой? – спросил капитан у поджигателя.

Тот смотрел в пол и молчал. Иван пригляделся. Это был молодой, лет тридцати, довольно упитанный мужик в добротной крестьянской одежде. Иван много повидал предателей за годы войны, но этот не был похож ни на одного из них. В нем не было того, что присуще человеку, вставшему на путь измены. Ни злобы, ни презрения. Даже страха не читалось в его глазах. Обыкновенный человек. Только немного растерянный.

– Васька это, – в избу вошла хозяйка. – А тот, что во дворе лежит, самый лютый полицай. Митька. Сосед мой. Настигла всё же кара небесная дьяволёнка.

– Понятно, – проговорил капитан. – Значит, где-то неподалёку засели, не успели с немцами уйти.

Он твёрдо посмотрел в глаза бандиту и коротко отдал приказ:

– Расстрелять.

Васька оглянулся по сторонам, словно искал кого-то и уверенно сказал:

– Не имеете право. Я военнопленный.

– Права вспомнил, гад, – не выдержал Синельников, приподнимаясь и вынимая наган из кобуры. – Когда баб да ребятишек на смерть отправлял, про права, небось, и не заикался. Сука. Да я тебя…

Полицай понял, что сейчас никто его права вспоминать не будет, а просто выстрелят в дурную голову и всё. Не будет больше на земле Васьки-предателя. Лицо его тут же словно перевернулось, глаза забегали, губы задрожали. Перед бойцами сидел уже не уверенный в себе наглец, а до смерти испугавшийся мужичок. Капитан положил руку на ствол Синельниковского нагана:

– Погодь, лейтенант. Это слишком было бы легко для него. Судить будем. Перед всем селом. У