Тысяча кораблей - Натали Хейнс

их лица в надежде увидеть знакомых. Но все ее подруги и родственницы оставались в безопасности внутри городских стен, где должна была сейчас находиться и она. Пленницы были ей чужими, и ни одна не заговорила с девушкой.

Внимание Хрисеиды привлекла высокая стройная женщина с ярко-голубыми глазами, сидевшая вместе с остальными, но почему-то казавшаяся отстраненной. У нее были необыкновенные волосы, напоминающие золото в отблесках костра, и бледная кожа. Она походила на хрисоэлефантинную[13] статую Артемиды в храме рядом со святилищем Аполлона, где служил жрецом ее отец. Но статуя была произведением ремесленников, которые позолотили камень, раскрасили одеяния, покрыли лицо скульптуры тонким слоем слоновой кости, а глаза — пластинками лазурита. Хрисеида считала, что в жизни не существует ничего прекраснее каменной Артемиды, но теперь поняла, что изваяние — лишь бледная копия голубоглазой красавицы или кого-то очень похожего на нее. Дочь жреца решила, что лучше держаться поближе к этой живой статуе и тогда все будет в порядке. Она осторожно подошла к красавице, стараясь не дотрагиваться до ее волос.

— Где тебя нашли? — спросила Хрисеиду одна из женщин. Она сидела в тени, против света, и потому был виден лишь ее силуэт.

Девушка не сразу сообразила, что понимает обращенный к ней вопрос: у незнакомки был сильный акцент, однако говорили они на одном языке.

— На краю луга, — ответила Хрисеида. — У подножия горы.

Выражение лица высокой красавицы не изменилось. Женщина, сидевшая в тени, повернулась к Хрисеиде и уставилась на нее. Беглянка видела только отблески факелов в зрачках незнакомки, но ощущала ее раздражение.

— Ты не пастушка, — промолвила женщина, — это сразу видно, достаточно лишь на тебя посмотреть. Ты ведь из Трои, не так ли? Почему же тебя поймали за городскими стенами?

— А откуда забрали тебя? — ответила Хрисеида вопросом на вопрос.

— Из Лирнесса, — сообщила женщина. — Мы все из Лирнесса и Фивы[14].

Хрисеида помолчала.

— Это где-то поблизости?

Женщина фыркнула:

— Ты, верно, до сегодняшней ночи ни разу не бывала за пределами Трои?

Хрисеида не стала упоминать про свои предыдущие прогулки вокруг города: непоседливый нрав вряд ли произведет на этих женщин такое же впечатление, как на троянских сверстниц дочери жреца.

— Нет, — продолжала собеседница Хрисеиды, отвечая на ее вопрос, — до Лирнесса скакать целый день. Греки совершали набеги на окрестности, одновременно пытаясь расколоть крепкий орешек, каким оказался твой город. Чтобы прокормиться, им приходилось грабить другие селения. Они опустошили все города отсюда до Лирнесса. — Ее голос смягчился. — Неудивительно, что ты не слыхала о местах, которые греки разоряют сейчас. С каждым годом они закидывают сети все дальше. Эти разбойники не успокоятся, пока не захватят чужое добро и не сожгут все, что не смогут унести с собой.

— Значит, именно так они поступили с вашим городом? Разграбили и сожгли? Разве ваши мужчины не встали на защиту? — спросила Хрисеида. Кто эти бедняжки, брошенные на произвол судьбы? Похоже, троянские воины, в том числе и ее отец, гораздо храбрее мужей и сыновей этих женщин.

— Какие мужчины? Всех наших мужчин перебили!

— Всех? — протянула Хрисеида. Отец не раз говорил, что греки сражаются ничуть не лучше других. Они не храбрее, не сильнее, не ближе к богам. Неужели отец лгал?

— Похоже, тебе почти ничего не видно из-за городских стен Трои, — проворчала женщина. — Такой у греков обычай: мужчин убивают, женщин и детей угоняют в рабство. Подобная участь ждет весь полуостров. Так поступят и с Троей, когда велят мойры.

Хрисеида покачала головой. Этот день не придет. Ее отец каждое утро приносил жертвы Аполлону, а он лишь один из множества жрецов в троянских храмах всех богов. Высшие покровители не покинут Трою, в которой столько благочестивых служителей культа. Быть такого не может.

— Ваши стены не смогут вечно сдерживать греков, — добавила незнакомка. — Возможно, ты первая троянка, взятая в плен, но предрекаю, что не последняя. А когда придут за твоими сестрами и матерью (Хрисеида не стала ее поправлять), от троянских мужчин помощи будет не больше, чем от лирнесских. Воин не может сражаться, если лежит на земле мертвый, а силы греков настолько превосходили наши, что у нас не было ни малейшей надежды. К нам вторглось не греческое войско, а сущая чума.

— Я сожалею о твоих потерях, — произнесла Хрисеида фразу, не раз слышанную от отца.

Женщина отрывисто кивнула.

— Потери постигнут и остальных. Прибереги сочувствие для самой себя.

Хрисеида отвела взгляд и невольно посмотрела на высокую красавицу с голубыми глазами.

— Я сожалею о потерях каждой из вас, — повторила она.

Златовласая статуя наконец повернулась к ней и, казалось, впервые заметила новую пленницу.

— Спасибо, — откликнулась она. Голос у нее был низкий и мягкий, а акцент менее гортанный, чем у предыдущей собеседницы Хрисеиды.

— Можно сесть рядом с тобой? — попросила девушка.

Женщина в тени ответила от имени статуи:

— Можешь сидеть где угодно, троянка. Утром мужчины нас разлучат. И остальное будет уже не важно.

— Значит, только на сегодня, — сказала Хрисеида. Она убедила себя: если исполнится ее единственное желание, то и участь станет менее печальной. — У меня больше никого нет, — добавила она.

Живая статуя похлопала по земле рядом с собой, и они сели вместе.

— И у меня никого нет, — тихо промолвила красавица.

— Никого? — переспросила Хрисеида. В душу к ней закралась неуместная радость. Раз эта женщина тоже одна, Хрисеида, как ни парадоксально, чувствовала себя менее одинокой.

Женщина покачала головой. Вблизи она уже не походила на мраморную статую: теперь Хрисеида могла разглядеть крошечные золотистые волоски у нее на коже.

— Он убил всех, — ответила красавица. — Моего мужа, отца и трех братьев. Они сражались, защищая наш дом, а он их срезал, точно пшеничные колосья.

Голос у нее был до странности мелодичный, и даже когда она рассказывала свою ужасную историю, Хрисеиде временами чудилось, что она слушает поэму, песню о другой женщине, другой погибшей семье. Ей невыносимо было думать, что столь прекрасное создание пережило такие жуткие испытания.

— Все случилось в мгновение ока. Только что они стояли, вооруженные и готовые