История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Юрий Рябинин

А вот как описывает Борис Зайцев последние дни и похороны самого Чехова: «Чехов жил в Аутке, как в санатории. В Москву всегда его тянуло, особенно зимой, когда театр: там и играла О. Л. Книппер, на которой только что он женился. Иногда он в Москву „сбегал“, всегда к ущербу для здоровья. В Москве любил то, чего теперь как раз нельзя было: морозы, ресторан „Эрмитаж“, красное вино. И как-то раз зимой, кажется, в 1903 году встретил я его на „Среде“ у Телешова, — Чехов был неузнаваем. В огромную столовую Николая Дмитриевича на Чистых прудах ввела под руку к ужину Ольга Леонардовна поседевшего, худого человека с землистым лицом. Чехов был уже иконой. Вокруг него создавалось некое почтительное „мертвое пространство“ — впрочем, ему трудно было бы и заполнить его по слабости. Он сидел в центре стола. За веселым ужином почти не ел и не пил. Только покашливал да поправлял волосы на голове. В январе 1904 года, в день его именин, шел впервые с триумфом „Вишневый сад“. Чехов кланялся со сцены, через силу улыбался. А спустя полгода в Баденвейлере сказал „Ich sterbe“, вздохнул и умер. Мы хоронили его в Москве в светлый день июля. На руках несли гроб с Николаевского вокзала и много плакали. Плакать было о ком — не пожалеешь тех слез. Долго шла процессия, через всю Москву, которую так любил покойный. Служили литии — одну у Художественного театра. И лег прах его в родную землю Новодевичьего монастыря. Дождь прошумел на кладбище, а потом светлей закурились в выглянувшем солнце купола. И ласточки над крестами прореяли».

А в монастырской книге регистрации могил о новом покойном была сделана следующая запись: «Чехов А. П. Писатель. Могила за Успенской церковью около отца. Умер 2 июля в Баден-Бадене от туберкулеза, 44 лет. Погребено тело во втором разряде. За могилу получено 400 рублей». Монастырский писарь, по-видимому, и предположить не мог, что за границей есть еще какие-то места, кроме Баден-Бадена, куда выезжают русские писатели.

Борис Зайцев почему-то не посчитал нужным отметить, что Чехова отпевали в монастырском Успенском храме. Вообще, в монастырях не принято отпевать, венчать, совершать другие обряды. Это делается обычно в приходских храмах. Не случайно раньше вблизи монастырей строили приходскую церковь. Была такая церковь когда-то и вблизи Новодевичьего монастыря. Но она не пережила 1812 год. Считается, что ее взорвали по личному распоряжению Наполеона. И так и не стали восстанавливать впоследствии. Возможно, Чехов был первый, кого отпевали в Новодевичьем монастыре. А поскольку был прецедент, теперь уже традиция не совершать в монастыре обряды не соблюдается: в 1947-м там отпевали ректора МДА протоиерея Николая Чепурина, а последние годы — Олега Ефремова, Артема Боровика и других.

Печальная участь постигла в 1998-ом кресты Смоленского собора, которые упоминает Борис Зайцев. В тот год, летом, в Москве разразилась невиданная буря. Деревья валились сразу целыми парками. Будто листья, над городом кружились куски сорванного с крыш железа. Остекления с балконов улетали в соседние дворы. И помимо прочих разрушений, случившихся тогда в столице, в Новодевичьем монастыре со Смоленского собора были сорваны кресты. А их там по числу куполов — пять. Вообще, в народе это считается крайне недобрым предзнаменованием, дурной приметой. Многие люди, склонные давать всяким явлениям сакральное толкование обеспокоились: что-то будет?. Но ничего особенного, к счастью, не произошло. Последовавший сразу вслед за этим т. н. дефолт — обрушение государственной финансовой системы, вряд ли можно считать бедствием, находящимся в связи с происшествием в Новодевичьем. За годы демократии подобных или худших бедствий было уже столько, что на Руси крестов не наберется на каждое из них. Новодевичьи кресты вскоре вернули на свое место. А толковать случившееся стали уже так: собор-то прежде реставрировали поляки, а они латиняне — вот и не удержались православные кресты, установленные иноверцами.

На монастырском кладбище были похоронены еще многие значительные для своего времени люди, но теперь их имена, скорее всего, мало кому о чем-нибудь говорили бы. Хотя, конечно, это нисколько не оправдывает отсутствия их могил.

О некоторых безвестных покойных Новодевичьего монастыря, чьи могилы, скорее всего, никогда уже не будут восстановлены, можно узнать по надписям на камнях, сохранившихся до нашего времени в куче под стеной. Там лежит довольно много беломраморных обломков, очевидно, XVIII века и старше. А этот материал непрочный, и надписи на таких камнях обычно недолго остаются доступными для прочтения. Вот, например, наиболее сохранившаяся:

Под сим камнем п…но тело девицы Е…ны Горьевны …Родилась в 1766 г. …Скончалась 17…

Но там же лежит и несколько гранитных монументов. На них надписи вполне сохранились:

Под сим камнем погребено тело отрока Михаила Сергеевича Красильникова. Скончался 1868 г. октября 14 дня. Жития его было 15 лет;

Под сим камнем покоится прах колежского асесора Ивана Федоровича Паншина; Генерал-майор Михаил Тимофеевич Путилин. Родился 29 сентября 1798 г. скончался 22 августа 1875 г.;

Упокой, Господи, души усопших боляр Михаила и Варвары Бакуниных;

Господи, в силе Твоей суди мя и во имя Твое спаси мя. Николай Петрович Колюбакин. Родился в 1812 году, скончался в 1868;

Скончалась 1863 3 сентября в 3 часа по полудни на 67 году жизни Екатерина Ивановна Колемина. За добродетель здесь она была любима, О Боже, полюби ее на небесах…

Упокой, Господи, души усопших…

По всей видимости, в Новодевичьем было похоронено не так уж и мало представителей купеческого сословия. Никаких ограничений для погребения торговых людей в монастыре не было. Пожалуйста — покупай место и ложись. Хоть под собором. О том, что в Новодевичьем было похоронено много купцов, свидетельствуют оставшиеся в неприкосновенности часовня знаменитых Прохоровых и напоминающее развернутый складень надгробие Бурышкиных, а так же сохранившаяся каким-то образом могила в просторной каменной ограде с двумя сразу надгробиями — величественным гранитным крестом и черным саркофагом — некой Марии Алексеевны Бардыгиной, урожденной Гандуровой (1888–1913), жены потомственного почетного гражданина города. Надпись на надгробии — «почетный гражданин» — почти всегда означает, что носитель этого звания был купец, поусердствовавший в деле благотворительности.

Купцы Бурышкины, тоже, кстати, потомственные почетные граждане Москвы, остались в памяти не столько даже как щедрые благотворители и уж тем более не как основатели и владельцы Товарищества мануфактурных товаров — одного из множества предприятий такого рода. Это имя вошло в историю, прежде всего благодаря тому, что один из Бурышкиных — Павел Афанасьевич — оставил увлекательнейшие воспоминания о прославленных купеческих фамилиях XIX — начала XX веков «Москва купеческая» — одну из лучших книг о московской старине.

П. А. Бурышкин принадлежал к поколению капиталистов, которым уже мало было просто быть владельцами собственного дела, — им хотелось принимать участие в делах государственных. Окончив Московский университет по юридическому факультету, П. А. Бурышкин избирался гласным московской городской думы, был товарищем городского головы. После революции он возглавлял министерство финансов Верховного правителя России А. В. Колчака. Затем эмигрировал. Умер П. А. Бурышкин в Париже. В Новодевичьем похоронены его родители — Афанасий Васильевич и Ольга Федоровна Бурышкины. Вполне вероятно, что их надгробие-«складень», работы скульптора К. Ф. Крахта, вовсе не тронули, когда ликвидировали кладбище в монастыре. Скорее всего, оно так и пережило лихолетье на своем месте. Так и простояло среди грядок советских трудящихся. А иначе, зачем впоследствии большевистской власти потребовалось восстанавливать могилу каких-то купцов Бурышкиных? Равным образом не потревожили и громоздкий саркофаг г-жи Бардыгиной — жены потомственного почетного гражданина.