Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев

В третьем правиле «для руководства ума» Декарт рассматривает два «действия нашего разума, посредством которых мы можем прийти к познанию вещей без всякой боязни обмана»[1514]– интуицию и дедукцию. По поводу первой он разъясняет, что она в его представлении «не зыбкое свидетельство чувств и не обманчивое суждение неправильно слагающего воображения, а понимание ясного и внимательного ума, настолько легкое и отчетливое, что не остается совершенно никакого сомнения относительно того, что мы разумеем, или, что то же самое, несомненное понимание ясного и внимательного ума, которое порождается одним лишь светом разума и является более простым, а значит, и более достоверным, чем сама дедукция, хотя она и не может быть произведена человеком неправильно… Таким образом, каждый может усмотреть умом, что он существует, что он мыслит, что треугольник ограничен только тремя линиями, а шар – единственной поверхностью и тому подобные вещи, которые гораздо более многочисленны, чем замечает большинство людей…»[1515]. При этом ни одна их этих «легких вещей» не подвергается анализу в силу их интуитивной (в картезианском смысле) ясности.

Но вместе с тем – и об этом говорится в следующем, четвертом правиле – человеку «для разыскания истины вещей необходим метод»[1516], под которым Декарт разумеет «достоверные и легкие правила, строго соблюдая которые человек никогда не примет ничего ложного за истинное и, не затрачивая напрасно никакого усилия ума, но постепенно, шаг за шагом приумножая знание, придет к истинному познанию всего того, что он будет способен познать»[1517]. При этом особую роль Декарт отводит математике, оговаривая, что он имеет в виду не «общепринятую математику», но «некую другую дисциплину», содержащую в себе «первые начала человеческого рассудка» и способную «извлекать истины из какого угодно предмета»[1518]. «К математике, – подчеркивает Декарт, – относятся лишь все те вещи, в которых исследуется какой-либо порядок или мера, и неважно, в числах ли или в фигурах, в звездах или в звуках…»[1519]. Математика, иными словами, – это «общая наука, которая, не будучи зависимой ни от какого частного предмета», объясняет «все то, что может быть обнаружено в связи с порядком и мерой»[1520]. Поэтому, чтобы наше знание было полным, необходимо все, что мы собираемся познать «вместе и по отдельности, обозреть в последовательном и нигде не прерывающемся движении мысли и охватить достаточной и упорядоченной энумерацией», то есть индукцией[1521].

Заметим, что Декарт практически во всех своих философских работах употребляет выражение: «ясно и отчетливо». Речь в соответствующих фрагментах идет о характере познания и понимания тех или иных феноменов реальности. Французский философ исходит из различения двух типов истины: истинное для нас – не то же самое, что истинно для Бога, ибо Бог нечто сделал, и это стало истинным, и наше непонимание чего-либо в этом мире не должно накладывать на Всевышнего никаких ограничений. Как же тогда познающему субъекту приблизиться к божественной истине, если между его знанием и знанием Бога существует глубокая пропасть, края которой невозможно соединить никакими «мостами»? По мнению Декарта, «проводником» к божественной истине может быть только то, что каким-либо образом причастно самому Богу. Что же именно? Отвечая на этот вопрос, философ обращается к понятию, которое на первый взгляд представлялось малоперспективным для решения поставленной проблемы: он апеллирует к доктрине ясных и отчетливых идей[1522], которая своими корнями уходит к римским риторическим школам I века н.э. и, в частности, к школе Квинтилиана.