Каирская трилогия - Нагиб Махфуз

— Я выкрикивал имя Саада, пока у меня не сел голос, а из глаз не полились слёзы пару раз.

— И как же ты участвовал в демонстрациях?

— До нас дошла весть об освобождении Саада, когда мы были в школе, и я искренне обрадовался этому. Разве я мог ожидать чего-то иного?… Учителя предложили присоединиться к большой демонстрации на улице, и хотя я не обнаружил в себе желания подражать им и подумывал о том, как бы незаметно смыться домой, однако был вынужден пойти с ними, пока мне не представился удобный случай, чтобы отклониться от их пути. Что после этого было!.. Я очутился посреди бушующего моря людей, в атмосфере, наэлектризованной их радостью, и не удержался и забыл о себе, бросившись в поток с такой силой, на которую только способен мужчина — верь мне, я не обманываю — всё это из-за моего пыла и надежды..!

Фахми кивнул головой и пробормотал:

— Удивительно…

Ясин громко засмеялся и сказал:

— Ты считаешь, что я лишён патриотизма?! Дело в том, что я не люблю беспорядок и грубую силу и не считаю, что нельзя одновременно любить родину и мир…

— А если несовместимо одно с другим…?

Тот с улыбкой, но без всякого колебания ответил:

— Я поставил бы на первое место любовь к миру и спокойствию! Сначала своё собственное… Разве родина не может быть счастливой без угроз для моей жизни?!.. Пусть Бог подаст. Я не буду тратить почём зря свою жизнь, хотя и люблю родину, пока жив.

Амина заявила:

— Это разумно. — Затем она внимательно взглянула на Фахми. — А у моего господина иное мнение…?

Фахми тихо сказал:

— Разумеется, это разумно, как вы и сказали…

Камалю было не по душе оставаться в стороне от разговора, особенно потому, что он был убеждён — что он и впрямь играл в этот день важную роль, и сказал:

— Мы тоже участвовали в демонстрациях, но инспектор сказал нам, что мы пока ещё маленькие, и что если мы ступим за порог школы, нас растопчут. Затем он позволил нам провести демонстрацию в школьном дворе, и мы там собрались и очень долго скандировали лозунги, — тут он громко закричал: «Да здравствует Саад!» — В классы мы не вернулись, так как учителя покинули школу, присоединившись к демонстрантам на улице..!

Ясин бросил на него насмешливый взгляд и заметил:

— Но твои друзья-то ушли..!

— А мне-то что..!

Это выражение вырвалось у него случайно, он сказал его, не подумав: совсем не это было у него на душе. Просто того требовала ситуация, с одной стороны, и потому что он хотел тем самым скрыть своё поражение из-за насмешки Ясина, с другой. Он переживал изумление, так как не помнил, как возвращаясь со школы, оказался в незнакомом месте, которое когда-то занимал лагерь, и переводил взгляд во все концы посреди какой-то болезненной тишины, а в глазах у него стояли слёзы. Пройдёт ещё много времени, прежде чем он забудет то место на тротуаре по пути в Ан-Нахасин, где пил чай, а также то, как они восхищались его пением, и ещё дружбу, которую он питал к солдатам, и особенно к Джулиану, и привязанность, что связывала его с этими людьми, которые, по его убеждению, предвосхитили весь остальной род человеческий!.. Амина сказала:

— Саад-паша везучий человек. Весь мир скандирует его имя, а не имя нашего эфенди… Он верующий, без сомнения, ведь Аллах дарует победу только верующим. Есть ли более высокая победа, чем его победа над англичанами, которые одерживали верх с помощью своих цепеллинов?!.. Этот человек родился в Ночь Предопределения.

Фахми с улыбкой спросил её:

— Ты его любишь..?

— Я его люблю, пока ты его любишь…

Фахми распростёр руки к небу, недоверчиво вскинул брови и сказал:

— Это ещё ничего не значит..!

Она испустила глубокий вздох, больше похожий на смущение, и произнесла:

— Всякий раз, как до меня доходила грустная весть, сердце моё рвалось на части, и я говорила себе: «Интересно, а произошло бы это, если бы Саад не поднял восстание?!» Но человека, которого любят все, и Аллах тоже должен обязательно любить… — Затем она громко вздохнула. — Я сожалею о погибших. Сколько же матерей плачут сейчас по ним?.. Скольким матерям этот день не принёс ничего, кроме печали по утраченным близким, вместо радости?…

Фахми, подмигнув Ясину, сказал:

— Мать-патриотка издаёт радостные крики, если сын её пал смертью мученика…

Она зажала уши пальцами и закричала:

— О Аллах, призываю Тебя в свидетели того, что только что сказал мой маленький господин!.. Мать издаёт радостные крики по своему павшему сыну!.. Где на этой земле?.. Разве есть такое даже в мире шайтанов?!..

Фахми расхохотался и надолго задумался, и тут глаза его весело заблестели:

— Мама..! Я раскрою тебе важный секрет — пришло то время, когда я должен его рассказать. Я участвовал в демонстрациях и встречался со смертью лицом к лицу..!

Она побледнела, не веря его словам, с еле заметной улыбкой на губах произнесла:

— Ты?!.. Это невозможно…Ты из плоти и крови моей, а твоё сердце — частица моего сердца. И ты не такой, как другие…

Он уверенно сказал, всё так же улыбаясь ей:

— Я клянусь вам в этом именем Всемогущего Аллаха…

Улыбка на её лице исчезла, а глаза расширились от изумления. Она перевела взгляд с него на Ясина, который тоже, в свою очередь, сверлил его глазами таким же вопросительным взглядом. Затем, проглотив слюну, она еле слышно спросила:

— О Боже!.. Как мне поверить в это?! — И покачав от изумления головой, сказала, — Ты!..

Он ожидал, что она будет волноваться, но не настолько — с учётом его признания уже после того, как опасность миновала, — и он опередил её слова:

— Это