X-AVIA - Анна Олеговна Ефименко

Известие хлестануло плеткой под коленями. Мы падали все ниже и ниже, хватаясь за клочки облаков, за которые нам оказалось не под силу подняться профессионалами. Мы падали ниже, теперь уже натурально в тартарары, в подземелье пищевых мануфактур, раскинув руки, и по старой привычке делая вид, что это крылья. Фасовать обеды для пассажиров, считать, укладывать, завод, печь, мгновенная заморозка – вот в чем я решила найти себе отныне применение. Пока мы будем там вместе, мечтать о втором наборе и пересдаче экзамена, чтобы, наконец, физически подняться выше всех крыш, шпилей и чужих мнений, под божий свод небесный, рука в руке, вдвоем.

Я осталась работать в цехе бортпитания. В поселке «Черные Сады». Я осталась без средств к существованию и даже без автомобиля, на котором можно было бы добраться до цеха в ночную смену.

– Кристабель, это не для тебя, – тогда же заявил мне И., скачивая mp3 «Yellow river» Джеффа Кристи, – Мне-то ладно, все равно, где деньги зарабатывать, а тебе, у тебя университетское образование, на что ты вообще подписалась, ты не выдержишь, пощади себя.

– Ты недоволен, очевидно? – с сарказмом спросила я его.

– Недоволен. Вообще все получается как-то криво. Но, извини, по-моему, я ничего совсем не соображаю, ничего не чувствую даже, кроме этой щенячьей радости лишь от того, что теперь ты со мной.

Часть вторая. ВРЕМЯ-ЙОТА.

Глава 13. «Черные Сады»

«Встали в белом воздухе драконы,

И танцуют на большом ветру…»

(Г. Гейм, «Осень»)

«Из самых недр садов доносилась тихая волшебная музыка, и я чувствовал, что она

непреодолимо влечет меня к себе. Я пошел на эти звуки по нетронутому снегу в

глубину темного сада. За поломанным забором начинался следующий сад; хмельной,

брел я по заснеженным тропинкам, среди голых деревьев, на ветвях которых кое-где

висели маленькие пожухлые яблочки, мимо компостных куч, покосившихся сараев,

пустых крольчатников, вдоль все новых и новых заборов. Не покажется ли среди

стволов загадочный трамвай? Не заблестят ли в кустах алмазы на диадеме

Королевы садов?»

(М.Айваз, «Другой город»)

Поселок «Черные Сады» примостился в двадцати минутах быстрой ходьбы до поворота на аэропорт. Население составляли в основном старики и дети дошкольного возраста, вывезенные сюда вечно занятыми родителями из электрического мегаполиса на лоно природы и чистого воздуха. Попасть в Черные Сады можно было двумя способами: на автомобиле, минуя, в зависимости от ситуации, распростертые или же закрытые деревянные руки двух шлагбаумов, или по железной дороге, но тогда от ближайшей станции приходилось идти сначала по лабиринту гаражей, в коридорах которого гул поездов вперемешку с завываниями ветра отражался наиболее зловеще, а затем по полю, холодному и осеннее-уставшему, с левой стороны тянулись безымянные склады, а едва заметная на многострадальном поле тропинка медленно, но верно выводила путника прямиком в поселок.

В нем было всего двенадцать домов, одна дорога и небольшой магазинчик. Но главной достопримечательностью Черных Садов, разумеется, была Гора. Вытянувшаяся вверх на две тысячи метров и упершаяся в небо исполинская земляная махина, она была покрыта облаками и туманами. В ее лесах бродили сгорбленные старички с котомкой грибов, на ее склонах зимой скользили редкие в этих далеких краях лыжники.

Дантес и я въехали в двенадцатый дом, находящийся у самого подножья Горы, на отшибе самих Черных Садов, третьего сентября, когда небо уходит уже совсем высоко, закаты багровеют все ярче, а насыщенности красок высохших листьев позавидует любой гербарий. Первые несколько недель мы питалась исключительно рисом, макаронами и картофелем, но, по прошествии некоторого времени, жилище становилось все более и более уютным. На столе появились журналы и газеты, на полках – словари и книги, в ванной комнате – всевозможные бутыльки, а на кухне, наконец, помимо стратегического запаса круп, соли и консервов, появились гроздья сладкого винограда, сыры, красная икра и изысканный горький шоколад Lindt.

Мы разведывали территорию. Ходили в лес, ходили по соседней деревне «Заборье», любовались на поля, над которыми каждый вечер эта непередаваемая словами серая дымка уплывала на запад… Мы покупали средства для мытья посуды, сметану, щетки для обуви, с пакетами в руках шли по деревне от железнодорожной станции, к Горе, к нашему новому дому, а дымка уходила на запад.

В доме появился наш запах. Мы лепили вареники вдвоем, я месила тесто, а И. раскатывал его пивной бутылкой (у нас не было скалки и денег, чтобы ее купить), заворачивал начинку, кидал в кастрюлю. Мы ели за нашим древним косым столом, все форточки немилосердно продували спину и шею, мы ели вареники, пили мутный чай, одолженный в цехе бортпитания. Мы приносили с работы полные карманы порционной соли, масла, плавленого сыра. Добытчики, мы вываливали награбленное на кровать, пока кто-то второй спал, будили победным кличем: посмотри, любовь, что за вкусности у нас будут сегодня!

Хозяйка дома, фрау Нахтигаль, жила неподалеку. Мы пришли заключать с ней контракт, Дантес был похож на итальянского мафиози, в черной кожаной куртке, темноглазый, с католическим крестом на шее. На мне была шляпа Джека-Потрошителя. В таком виде мы блуждали по Черным Садам, наводя страх и вызывая недоумение у тутошних аборигенов. Старушки молча смотрели нам вслед, а дети вскакивали со своих дворовых качелей, и бежали, обгоняя нас, чтобы еще раз взглянуть на таких необычных, маскарадных новоприбывших.

Мы ждали автобусы на конечной остановке под жутковатым и лаконичным названием «Гора». Автобус приезжал раз в сутки, всегда с задернутыми занавесками в салоне. Водитель ждал полчаса, пока наберется достаточное количество пассажиров. К зеркалу заднего вида была прикреплена икона Богородицы, и, пока автобус стоял на остановке «Гора», ожидая людей, водитель беспрерывно смотрел на икону, не моргая. Потом он, наконец, поворачивал ключ зажигания, и вез нас в аэропорт, на работу, в наш цех бортпитания.

Мы ехали мимо складов, мимо грузовых терминалов, через два железнодорожных переезда, вырываясь из объятий шлагбаумов, мы ехали мимо стоянок дебаркадеров, металлических и ледяных, мимо наглухо закрытых пустых ангаров, мимо елей и дубов, молча взирающих на нас, терших сонные глаза, выдвигаясь в четыре часа утра на смену.

В цехе нам выдали темно-синие робы. Я люто возненавидела эту одежду с самого начала. Прятала ее под длиннющими плащами, намеренно вытаскивала челку из-под заводского платка, за что получала постоянный нагоняй от начальства. Я красила ногти черным лаком, лаком цвета морской волны, фиолетовым лаком, лишь бы выделиться