Вторжение. Взгляд из России. Чехословакия, август 1968 - Йозеф Паздерка

Больше всего меня поразило, что вдоль дорог часто росли фруктовые деревья: яблони, груши и сливы. Фрукты как раз дозревали, и, должен признаться, мы их рвали: фруктовая норма нам полагалась мизерная, а так иногда удавалось их поесть. Особенно сливы были вкусные и ароматные. Уровень магазинов оценить не могу, обычно они были закрыты, а насильно мы в них не вламывались. Но мы все равно понимали, что ассортимент и продуктов, и других товаров богаче, чем у нас. В целом подтвердились впечатления наших предшественников от 1945 года: люди в Центральной Европе живут много лучше нас, граждан «ведущей силы социалистического лагеря».

– Участвовали ли вы, находясь в Праге, непосредственно в вооруженных столкновениях?

– Первые две недели кто-то по ночам регулярно обстреливал наши позиции из жилых домов неподалеку. Это были то одиночные выстрелы, то залпы. Мы укрывались за техникой или во временных окопах и иногда стреляли в ответ. Мы ждали, даст ли командир приказ выстрелить из гаубицы. Выстрелы, к счастью, никого из нас не убили и не ранили, так что ответных мер не было. Все мы понимали, что сталось бы с жилым домом, стоящим на расстоянии 1 – 2 километров, если бы наша гаубица Д-30 калибра 122 миллиметра выстрелила по нему своим сорокакилограммовым снарядом.

Советские десантники в Праге. Август 1968 года

(Из личного архива Б.В. Шмелева)

– У вас есть предположение, кто в вас стрелял? Судя по историческим источникам, это были явно не чехи. Это не могла быть провокация или беспорядочная стрельба друг в друга?

– Не знаю, не могу сказать. Но, по-моему, было бы странно, если бы это оказалась провокация или беспорядочная стрельба. Это продолжалось непрерывно две недели. Чехи имели право защищаться.

– Тем не менее они, согласно всем доступным сведениям, не стреляли.

– Не знаю.

– В своих воспоминаниях, размещенных в интернете, вы описываете кровавый инцидент, свидетелем которого стали в центре Праги. Можете рассказать о нем подробнее?

– Это произошло примерно 28 августа. Мы ненадолго уехали из части и на военной машине добрались до центра Праги. Там была площадь и рядом – железнодорожная станция. Я уже не помню, был это именно вокзал или только какая-то остановка. Я вообще плохо ориентировался в городе. Там неподалеку стояли немецкие части, их почему-то не послали на операцию в центр^[49]. И немцы старательно охраняли свои позиции.

Мы ехали в затянутом брезентом кузове военного грузовика ГАЗ-66, так что я все видел через щель в брезенте.

На этом месте сходились три улицы. Одна вела к вокзалу (или станции), и на ней стояла толпа протестующих пражан. Мы подъехали к устью второй улицы и, наткнувшись на демонстрантов, остановились. Немецкая машина ехала по третьей улице в сторону своей стоянки возле железнодорожной станции. То есть ей нужно было пробить себе путь в толпе.

Я видел, как их пулеметчик начал стрелять. Не могу сказать, стрелял он поверх голов людей, в них или под ноги. Знаю лишь, что толпа с криком разбежалась, а на земле остались лежать четыре или пять человек^[50]. Нашего молодого офицера, сидевшего в кабине, эта история застала врасплох, и он быстро приказал водителю уехать.

– Можете вспомнить, где именно это было?

– К сожалению, нет. Нам, рядовым и даже сержантам, карты в руки не попадали. Даже я, связист, чтобы определять направление стрельбы и рассчитывать координаты, пользовался самыми простыми чешскими туристическими картами масштабом 1:45 000 или 1:46 000. Сегодня это кажется почти смешным, но так оно и было. Возникало ощущение, будто вторжение готовили в такой спешке, что проще оказалось купить обычные туристические карты, чем скопировать карты военные, оставшиеся в Генеральном штабе Советской армии со времен Второй мировой войны.

– Как на вас подействовал этот инцидент?

– Ужасно, как же еще. Но это длилось лишь мгновение, я не знал, убиты эти люди или только ранены. Других случаев стрельбы в людей я не видел.

– Во время вторжения в Чехословакию в разных частях страны погибло более ста гражданских лиц. Они стали жертвами стрельбы иностранных солдат, дорожно-транспортных происшествий, спровоцированных этими последними, и других трагических ситуаций, связанных с вводом иностранных войск. Как вы относитесь к этим фактам?

– Точных цифр я не знаю, но умирали и советские солдаты. Конечно, это все было страшное, но логичное следствие военной операции. Люди оказывали солдатам сопротивление, ложились под гусеницы танков, так что рано или поздно должно было случиться нечто подобное.

– Это вызывает у вас сожаление?

– Естественно. Просто я говорю, что этого следовало ожидать.

– Советские солдаты в Праге и других частях Чехословакии довольно часто разворовывали и уничтожали оборудование тех или иных объектов. Были ли вы свидетелем чего-нибудь подобного?

– Лишь косвенным. В первый же день политруки приказали нам, чтобы мы никому не позволяли фотографировать наши позиции. Вначале были те, кто пытался это делать, но наши десантники изымали у них дорогие иностранные фотоаппараты и кинокамеры и с удовольствием разбивали их о бетон. Особенно тут отличались деревенские парни. Взять их себе они не могли, потому что были бы строго наказаны.

Еще мы как-то получили приказ конфисковать автомобили для перевозки боеприпасов. Мои сослуживцы высадили водителей двух больших грузовиков «татра» и погрузили на них наши боеприпасы. Разведчики для разнообразия конфисковали в центре Праги блестящий черный микроавтобус «мерседес».

– Для вас не имело значения, что это еще больше убеждало чехов и словаков в том, что вы варвары?

– Это были скорее исключительные случаи. К тому же люди получали приказы, а тут особо не порассуждаешь. То, что симпатию чехов и словаков этим не завоюешь, мы понимали, но голову над этим не ломали. Мы воспринимали происходившее как приключение, как часть операции, большего тут искать не стоит.