12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник

– Опыта у тебя нет, боец, – нехотя оторвался от карты командир и, смерив взглядом щуплую фигуру, продолжил: в разведку пойдут бывалые люди. И это не обсуждается.

– Но, товарищ капитан, – не унимался паренек, – так потеряются они. Тут места гиблые, болота. Не берите грех на душу.

– Ты тут свои антисоветские мысли не распространяй, – вмешался политрук. – Живо у меня не в разведку, а в Сибирь отправишься. Ишь чего городишь. Распустил ты их, товарищ Сёмин. Враг на пороге, а у тебя личный состав антисоветчиной занимается. Надо…

– Что «надо»? Что «надо», Кирилл Кириллович? – перебил его капитан. – Горяч ты слишком. Бойцы не спят уже больше трех суток, патроны на исходе, теплой одежды нет, хотя и обещали доставить еще неделю назад, еды не хватает. Что «надо»? Нам дали приказ – ни шагу назад, и мы умрем, но не пропустим немцев к Москве. Любой из них – герой, понимаешь? А ты приехал из тыла и рассказываешь, что «надо»! Да я за каждого головой поручусь!

– Ладно, ладно, – глядя на командира стрелковой роты, недовольно буркнул политрук.

Немного помолчав, он обратился к Ване Иванову:

– А ты правда из этих мест?

– Так точно, – отчеканил парнишка. – Из села Лучинское. Там немцы сейчас и… мамка с сестренкой.

Он понурил голову и тяжело вздохнул.

– Не горюй, Ванька, – поддержал бойца капитан. – Кто знает, может, им удалось эвакуироваться до прихода немцев. еще повидаетесь, вот увидишь.

– Так можно мне…

– Вот ты настырный! – усмехнулся командир, и в его глазах, несмотря на смертельную усталость, загорелись искорки. – Хорошо, так и быть. Разрешаю разведку. Но с тобой пойдут два опытных красноармейца, Пётр Бубка и Степан Ильин. Товарищ Бубка будет старшим группы, а ты – проводником. Двинетесь, когда стемнеет. Понятно? Смотрите не нарвитесь на засаду. Рыщут они тут, словно гончие в поисках жертвы. Запомните: вы должны вернуться. Ясно?

– Так точно, – отчеканил боец и тотчас вышел из землянки.

– Не нравится мне эта затея, – глядя им вслед, проговорил Кирилл Кириллович. – Провалят они дело. Особенно юнец.

– Он смышленый, хоть едва оперился, – отозвался товарищ Сёмин. – Знаешь, приписал себе два года, чертяка. Я, как узнал, хотел в тыл отправить, но он упросил оставить, да и товарищи за Ваньку вступились. Любят его тут. Балагур. Байками поднимает боевой дух да и шустрый до невозможности. Видел бы ты, как он раненых вместе со Светланой из-под огня вытаскивал. Словно заговоренный. Ни одна пуля его не берет.

– Посмотрим, – хмыкнул политрук и уставился на карту.

Но, видно, судьба в тот вечер отвернулась от парнишки. Не успели разведчики пройти и пятисот метров, как нарвались на немецкий секрет. Лежа в кустах под шквальным огнем, бойцы не могли даже вздохнуть.

– Твою мать, – выругался Степан Ильин, – кажись, меня задели. У, ироды окаянные. Ишь, накрыли. Вона оттудова бьют.

Он указал на еле выступающий во тьме пригорок.

– Перекрыть бы им глотку, но как? Засели, словно налим под корягой. Не вытащить.

– Думаю, я смогу, – немного поразмыслив, отозвался Ваня. – Я тут бывал, местность знаю. Разрешите, товарищ Бубка, я мигом. Одна нога тут, другая – там.

– Куда ты, дурья башка? – Петро дернул парня за штанину. – Еще нарвешься на немцев. Их тут тьма-тьмущая!

– Не нарвусь, глазом моргнуть не успеете, как я уже вернусь.

– Ну, как знаешь…

Едва Ваня успел отползти на тридцать метров, как землю за его спиной разорвал чудовищный взрыв. Вжавшись всем телом в колючий снег, солдатик на мгновение замер, словно парализованный. Но внезапная мысль, пронзившая сознание, заставила его поднять голову и обернуться. Ужасающая картина открылась его глазам: там, где еще недавно в надежде на спасение жались к земле его товарищи, теперь зияла обугленная, дымящаяся воронка. Вокруг, словно осенние листья, разбросаны окровавленные обрывки тел тех, с кем он еще вчера делил последний сухарь и мечтал о доме.

– Петро… дядя Стёпа… как же так? – прошептал он посиневшими от холода губами. – Вы же… вы же… сволочи, фрицы! Дайте только добраться до вас, тогда уж не пожалею для вас патронов, гады.

Ваня сжал кулаки. В его сердце запылала неугасимая ярость, подкрепленная стальной решимостью во что бы то ни стало выполнить задание. В память о погибших товарищах. Как и обещал командиру. Солдат хотел уже было встать, как вдруг его голова уперлась в холодную сталь ствола пистолета-пулемета.

– Hände hoch!.. Рьюки верх, russische Schwein! Schnell![1] Вставать!

Ваня приподнял голову и увидел перед собой трех немецких солдат, вооруженных до зубов. «Эх, мне бы до автомата дотянуться. Всех положу! Ни одна тварь не выживет!» – промелькнуло в голове, когда взгляд упал на занесенный снегом автомат.

Медленно, стараясь не привлекать внимания, Ванька потянулся к оружию, но короткая очередь оборвала его движение. Обжигающая боль пронзила все тело бойца.

– Wage es nicht![2] Шьютить нет! – прорычал немец, ударив паренька прикладом по голове. – Вставать! Бьистро!

Через четверть часа Ваня и сопровождавшие его немецкие пехотинцы оказались в траншее, запруженной солдатами вермахта, которые о чем‑то говорили. С любопытством разглядывая щуплого паренька, они провожали его веселыми выкриками.

Несмотря на перебитую правую руку, ему связали запястья. Войдя в блиндаж, солдат вытянулся по стойке смирно:

– Herr Major, wir haben einen Gefangenen mitgebracht[3], – отчеканил фриц, подталкивая солдата вперед. – Die anderen Menschen starben[4].

– Gut, du kannst gehen[5], – внимательно изучая пленного, ответил сухой длинный офицер с колючими глазами, одетый в походную куртку.

Пленный солдат стоял перед ним склонив голову. Нет, это был не страх. Страх давно покинул этого отважного юношу. В его груди билось сердце льва. Ивана терзала лишь одна мысль: он не выполнил задания. Подвел. Не справился.

– Слушать меня, – сквозь шум в ушах услышал Ваня, – я спрашивать, ты отвечать. Хорошо?

Немецкий офицер старательно подбирал слова, четко выговаривая каждый звук.

– Ты есть из какой дивизии?

Ванька приподнял лицо и хмуро покосился на стоящего напротив майора.

– Ты можешь молчать, глюпый Иван, но все равно сказать. Итак, ты есть из какой дивизии?

– Не могу знать, – глухо ответил солдатик.

– Из какого полка?

– Не могу знать, – повторил он.

– Где стоять ваш батальон? Сколько есть человек? Вооружение? Пушки, пулеметы? Сколько? Отвечай! – властно проговорил офицер, буравя паренька небесно-голубыми глазами.

Солдат хранил молчание, исподлобья сверля взглядом допросчика. Из простреленной руки сочилась кровь. Багряные ручейки медленно струились, падая крупными, обреченными каплями к его израненным ногам.

– Почему ты молчишь? – не выдержал майор. Его глаза заметали молнии. – Вы