Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

Сапрокомито Антонио Зиани, нарисовавшийся на полубаке, хотел казаться очень важным, судя по черной конической шапке с прикрепленным спереди львом из желтого металла, скорее всего, надраенной бронзы, и красной шерстяной котте с широкими рукавами длиной до локтя, подпоясанной коричневым кожаным ремнем с застежкой из такого же металла, на котором висел слева кошель из тонкой кожи желтовато-коричневого цвета, украшенный разноцветной вышивкой в виде галер с поднятыми над водой веслами. При этом был бос, хотя ноги не такие темные, как у матросов. Видимо, на берег сходит обутым. Ему немного за тридцать, невысок, плотно сложен, темно-рус и круглолиц, однако нос орлиный. Загорелое лицо было выбрито дня два назад. Руки холеные, узкие, с тонкими пальцами, как у женщины. На левой золотой перстень-печатка на указательном пальце, а на правой на указательном, среднем и безымянном по серебряному с янтарем разного размера.

— Сапрокомито. купи у меня лодку за пятнадцать денье. Это половина ее цены, дешевле не найдешь, — предложил я.

— Мне не нужна твоя лодка, своих хватает, — отказался он.

— Перепродашь кому-нибудь с выгодой, — подсказал я.

— С ней будет больше возни, чем навара, — отказался он.

— Зря! — искренне молвил я. — Если откажешься от такой выгодной сделки, удача решит, что ты заелся, и отправится к голодному.

Антонио Зиани ухмыльнулся и сделал вывод:

— Для рыцаря ты слишком хитрый, хорошо торгуешься!

— В юности отец отдал меня на лето в ученики купцу. Я четвертый сын, а у него был всего один манор. Отец решил, если не наберет деньги мне на доспехи, оружие и боевого коня, то поможет стать купцом. На следующий год он захватил хорошую добычу и снарядил меня, пусть и скромно. Так я стал рыцарем, но приобретенные в то лето знания остались со мной, — выдал я прочитанную в романе версию.

— Хорошо, я куплю твою лодку за десять денье, — решил венецианец.

— И выделишь матроса, чтобы помог донести мои вещи до постоялого двора, — добавил я.

— Договорились, — согласился Антонио Зиани.

Акра многолюдна. По толчее на улицах, грязи и вони напоминает Рим в моей предыдущей эпохе. Рядом с портом находится венецианский квартал с собственной церковью святого Марка. Есть еще западнее генуэзский и юго-западнее пизанский. Кто больше помог крестоносцам, тот и получил лучшее место. Постоялый двор уже смутно напоминает гостиницу. Это двухэтажное каменное здание, образующее закрытый и затененный, прямоугольный двор, небольшой, арбы на три. Вход по тоннелю в одном из коротких крыльев. Крыша из красновато-коричневой черепицы, односкатная, наклоненная внутрь, чтобы дождевая вода стекала в подземную емкость для сбора ее. Вдоль второго этажа идет широкая деревянная галерея на каменных столбах. Слева от ворот на первом этаже конюшня на пару десятков стойл и сортир, а над ними сеновал. Справа — двухэтажный склад. Дальше в боковых крыльях на обоих этажах комнаты для жильцов, а во второй короткой напротив ворот — кухня и столовая на первом этаже и жилье хозяев на втором. Принадлежит постоялый двор степенному венецианцу Джованни Леоне лет тридцати шести от роду, бровастому брюнету, у которого нос выпирает вперед чуть меньше, чем пузо, туго обтянутое белой застиранной камизой. Жена Анна, невысокая жопастая смазливая похотливая кареглазая брюнетка, лет на восемь моложе, тоже пузатая, потому что беременная. У них шестеро детей, причем половина блондины. Видимо, горожане помогают Джованни управиться с женой.

— Полденье в день за комнату вместе с кормежкой утром и вечером. За коня и слугу еще полденье, — озвучил он цену. — Если мессира устраивает, может заселяться в любую. Сейчас все свободны, ждем торговый караван.

Жизнь здесь намного дешевле, чем в Риме.

Я выбрал на первом этаже по диагонали от сортиры и рядом со входом в столовую. Это был узкий темный пенал сантиметров на десять выше меня. В Риме я почти в любом помещении наклонял голову, чтобы макушкой не чиркнуть потолок. Толстая дубовая дверь с засовом на внутренней стороне. Внутри два каменных ложа у боковых стен, на одно из которых принесла и положила матрац из дерюги, набитый соломой, старшая дочка Биана, смазливая брюнетка — в маму пошла — лет тринадцати. Расправляя матрац, выставила не по годам большую задницу, обтянутую беленой туникой, и провозилась слишком долго, рекламируя товар. Почувствовав, что ее оценили по достоинству, разогнулась, стрельнула глазами, улыбнувшись по-сучьи.

— Один денье, мессир, и я приду, когда отец заснет, — объявила она расценки на товар.

— Полденье, — предложил я, потому что в Риме в среднем услуги проститутки были равны стоимости ужина и ночевки на постоялом дворе.

— Хорошо, мессир, — тут же согласилась она и, вихляя задницей, ушла.

Наверное, чувствует себя неотразимой соблазнительницей.

Я постелил поверх матраца новую попону, не провонявшую конем, но испачканную галькой. На свободном ложе расположил седло, щит и мешок с оружием. Пику поставил, прислонив к стене, у изголовья. Развязав второй мешок, достал флягу с вином, разбавленным водой, лепешку и отрезал кусок копченого окорока. Завалившись одетым и обутым на попону, жевал, запивая, и думал, чем тут заняться? Что будет дальше, я специально не стал читать, чтобы было интереснее. Оседать на Ближнем Востоке глупо. Через век с небольшим европейцев — чужеродный элемент — отсюда вышвырнут. Причем последние годы они будут ютиться на небольшой территории с центром в Акре. Подаваться к византийцам глупо. Через тридцать лет крестоносцы захватят и разграбят Константинополь, после чего империя надолго развалится на части. Можно попробовать заработать здесь феод и обменять на европейский. Такие варианты, как я знаю, были. В Европе в ближайшие годы больших войн не предвидится. Если построить крепкий замок, можно будет поплевывать с его донжона на всех, включая своего сеньора.

Глава 2

Лошадей продавали на рынке за воротами Генуэзцев, от которых шла дорога на Шикмону, будущую Хайфу. Почему ворота назывались именно так, Джованни Леоне не смог мне объяснить.

— Потому что через них всякая шваль к нам приходит, — предположил он самый вероятный вариант.

Каждый уважающий себя венецианец знает, что генуэзец бывает хорошим только в одном случае — мертвым.

Туда я пришел на следующее утро по довольно широким мощеным улицам, миновав по пути церковь Девы Марии и арсенал, в котором обитал городской гарнизон. Вдобавок в городе хватало рыцарей-тамплиеров и госпитальеров, которые часто попадались мне по пути, разъезжающими верхом в доспехах и при оружии. Видимо, жизнь у