Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели

И куда же профессор повезет нас в такой мерзкий день?

Меня затрясло от холода. Сулейман не скрывал свою обиду. Он сильно разозлился на меня за то, что я не поговорила с ректором о работе для его двоюродного брата, как недавно обещала. Надо было сказать, что поговорила. Чуть позже соврала бы, что говорила снова, но работы не нашлось. Так я не нажила бы себе врага. Но дело сделано, и я не собиралась идти на попятный:

– Сулейман, почему печку не включаешь?

– Сломалась.

* * *

Тут у самого уха раздается мужской голос по-английски:

– Вы так и будете печатать?

Я теряюсь, на мгновение не знаю, что ответить. Смотрю на мужчину – нет, он мне не знаком.

– Наверное, – смеюсь я.

– Вы печатаете с самого взлета.

Это американец средних лет, волосы уже тронуты сединой.

– На самом деле я начала еще раньше, – объясняю я. – Сейчас я свожу воедино свои записи, вношу небольшие добавления и правки.

– Все спят, а вы все время работаете. Вы писательница?

Чтобы не побеспокоить окружающих, он говорит очень тихо.

– Нет, но я пишу книгу.

– Не понял, как это?

– Я не профессиональный писатель и не собираюсь продолжать. Я рассказываю о том, что со мной произошло.

– Должно быть, это что-то настолько важное, что стоит о нем написать.

Я смеюсь:

– Еще как!

– Ладно, тогда не буду вам мешать.

Когда незнакомец ушел, я понимаю, как сильно напряжена. Руки, плечи, шея страшно затекли. Возможно, оттого что я сижу в одной позе, а возможно – что словно снова проживаю события, о которых пишу.

Я встаю и иду в нос самолета. Пью воду, немного делаю зарядку. Затем два раза прохожу по всему самолету, по правому и по левому коридорам.

Громадный «Аэробус-340» полон. В креслах спят самые разные люди: женщины, мужчины, молодые, пожилые, дети. Они друг с другом не знакомы и не подозревают, что их судьбы соединились.

Если самолет упадет, все погибнут в одно мгновение, и эта смерть свяжет их навеки. Эту старушку, прислонившегося к ней спящего внука, молодого человека, сидящего в кресле рядом, бизнесменов из бизнес-класса, даже пилотов и стюардесс, чья форма и в такой поздний час остается безупречной. Я смотрю на них и думаю: «Каждое путешествие – это единение судеб, однако люди об этом не подозревают».

Это по-настоящему верно, с какой стороны ни посмотри. Разве наше пребывание на этой планете – не путешествие? Путешествие, которое уже начало нарушать экологическое равновесие. И само нарушение этого равновесия разве не соединяет наши судьбы? Знаем мы друг друга или нет, разве не одна у нас участь? Такова суть путешествия, в любом смысле этого слова.

Пока ничего не происходит, люди этого не замечают, не чувствуют, что в каждом путешествии судьба связывает их друг с другом. Возможно, вам тоже кажутся странными мои слова, но потерпите немного, из моего дальнейшего рассказа вы поймете, что́ я имею в виду.

Пройдя самолет дважды, я возвращаюсь на свое место и думаю, что нужно немного поспать. Мне нужны силы, чтобы упорядочить свои воспоминания и связно их изложить. Наверное, стоит дать глазам отдохнуть полчаса, так мне будет проще продолжать. Лучше всего – низко откинуть спинку кресла, надеть маску дня сна, укрыться одеялом и немного поспать.

Но прежде чем закрыть ноутбук, добавлю-ка я пару абзацев, чтобы проще было начать новую главу, когда я проснусь. Хемингуэй тоже останавливался на том моменте, с которого легче всего было продолжить.

* * *

Сулейман хмурился и молчал: было ясно, что он очень зол на меня. Проехав по пустым стамбульским улицам, он остановился напротив «Пера Палас» в 3:52.

Я нашла профессора в лобби. На нем было черное пальто и фетровая шляпа. Он не забыл снять ее, приветствуя меня.

– Good morning![37] – лицо у него было крайне серьезное.

Затем он взял со столика рядом свою скрипку в черном футляре и кое-что еще, что очень странно смотрелось в такой час в пустом лобби отеля. Это был маленький круглый венок, только из белых цветов. На нем была какая-то надпись. Наклонившись, я прочитала: Für Nadia. Должно быть, он заказал его вчера.

Мы вышли, Сулейман открыл профессору дверь, и он сел с правой стороны. Я села слева.

Мне показалось очень странным, что Вагнер не улыбался, выглядел серьезным, даже суровым, держался со мной отстраненно. Я даже немного рассердилась. Сперва Сулейман, теперь этот. Значит, этим утром все идет наперекосяк.

– Куда мы едем, профессор? – максимально холодно спросила я.

– В Шиле!

От неожиданности я чуть не лишилась дара речи.

– Куда?

– Шиле!

Либо я плохо расслышала, либо профессор перепутал округа Стамбула.

– Шиле – это курортный поселок на берегу Черного моря. Вы знаете, да?

– Знаю.

– Вам туда надо?

– Да, пожалуйста.

– В четыре утра, зимой, в Шиле… Вы уверены?

– Да, фройляйн! – ответил он, сдерживая раздражение. – Мне надо в Шиле. Вы же говорили мне про новые мосты через Босфор. Вот по одному из них я хочу попасть на азиатскую сторону и поехать в Шиле, куда именно ехать я вам покажу. Есть еще вопросы?

– Нет.

Я повернулась к Сулейману, который скрутил шею, пытаясь понять, о чем мы сзади беседуем:

– Ему нужно в Шиле.

– Куда?

– Да, ты правильно услышал. Давай, этим прекрасным февральским утром мы едем в Шиле. Надо было купальник взять.

Мы отправились в путь. Пересекли Босфор по мосту Султана Мехмеда Завоевателя и поехали в направлении Анкары. На трассе встречались только грузовики. А когда после указателя на Шиле мы свернули на узкую разбитую дорогу в лесу, то не осталось и их. Мы ехали совершенно одни.

В машине все сидели молча, плотно закутавшись от холода. Кажется, все злились друг на друга.

В Шиле мы дважды ездили с Ахметом. Рыбацкий порт, ресторанчики, бескрайние пляжи – все это должно было сделать Шиле прекрасным курортом, но не тут-то было. Чего-то не хватало. То ли торговцы были неприветливыми, то ли сам поселок не вызывал приятных эмоций, однако я поклялась, что больше сюда не приеду. Может быть, это было лишь мое впечатление, и виной тому была наша ссора с Ахметом на обратном пути. Мы заказали рыбу в одном из непримечательных ресторанов в порту, выпили белого вина. Люди вокруг были неприятные, вроде толстых супружеских парочек, которые носят одинаковые спортивные костюмы и по воскресеньям сидят в ресторанах, оглядываясь то и дело по сторонам с видом «смотрите, как нам хорошо!». Даже в том, как они чокались стаканами с