Кит на отмели - Элизабет О'Коннор

SJCEG Диск 11.

Жила-была на острове мать с тремя премилыми дочерями. Одна – красивая, другая – добрая, третья – премудрая. Море возревновало к дочерям и наслало на них безумие, чтобы они прыгнули в воду, гуляя по утесам. Женщина ждала, когда же море вернет ей дочерей. Она молилась морю каждый день. Но море могло вернуть дочерей лишь в обличье китов, которые изредка всплывали на поверхность и снова уходили.

Записано 7. 11. 38 со слов Р. Мура (краболов, р. 1895), Деревянный коттедж (Y Besthyn Pren). Вариант народного сказания.

Не успел шторм начаться, как сразу же стих. Я проснулась в комнате, залитой холодным светом. Лииных коз выпустили из загона, и я слышала их перекличку.

В пристройке Мерионн, прижав шляпу к груди, рассказывал долгую историю про женщину на скале, проглоченную морским змеем и превращенную в морскую бурю. Я чувствовала, что он нервничает и шляпа нужна ему, чтобы унять дрожь в руках. Эдвард хмурился. Он подергал меня за локоть.

– Попроси его, пусть отложит ее в сторону, а потом начнет сначала.

Мерионн не говорил по-английски, поэтому я перевела просьбу, и он кивнул. Я записала английский перевод сказания, и Джоана внимательно его прочитала. Я наблюдала за птицей на крыше дома, перелетавшей из стороны в сторону. Теперь, когда шторм миновал, я могла надеть одно из лучших платьев – темно-синее, с косточками по бокам, которые упирались мне в бедро, заставляя сидеть прямо. Джоана посмотрела на меня и вернула перевод. Я машинально разгладила волосы. Когда Мерионн закончил, Эдвард попросил его назвать свое имя и род занятий.

– Мерионн Дэвис. Ffermer Dafydd.

– Овцевод, – уточнила я.

– Спроси его – вы знаете источник этой сказки?

– То есть?

– Откуда она взялась? Скорее, ниоткуда. Но все равно спроси. Может, из музыки, от именитого музыканта, что-нибудь вроде того?

– Дед играл на арфе, – сказал Мерионн.

– Нет, я не это хотел сказать… – Эдвард замотал головой. Записал что-то.

Мерионн ушел раньше, чем мы закончили, сказал, что чует в воздухе сырость и нужно загнать овец в овчарню.

Я спросила Джоану, ничего, что Мерионн не знает автора песни? Джоана энергично покачала головой. Сказала, это именно то, что они ищут.

– Мой дед был китобоем, – произнесла я в микрофон. Эдвард попросил его протестировать, но только я заговорила, как он велел продолжать.

SJCEG Диск 16.

Судно называлось «Диана».

У нас сохранилась фотография деда, хотя автор снимка неизвестен. Он стоит на носу, вглядываясь в море. Целиком судно не видно, но выглядит внушительно. Дед прислонился к канату. Ландшафт за спиной – нагромождение льдов, белые холмы. За ним, в воде – черная масса, от которой вздыбилось море.

В том рейсе он плавал в Гренландию. Их так основательно затерло льдами, что когда он вернулся и вошел в дом, то перепугал прабабушку, которая уже перестала надеяться на его благополучное возвращение и приняла за чужака. Мало того, она приняла его за привидение и бросила в него щепотку соли.

Записано 10. 11. 38 со слов M. Ллан (р. 1920), проживающей в Розовом коттедже (Y Besthyn Rhosyn). Семейное предание.

~

Я смотрела, как Эдвард заполняет этикетку на диске, пока я рассказывала.

– Что ты думаешь о Джоане? – спросил потом Эдвард, пока я транскрибировала собственную речь.

Он угостил меня булочкой с жесткими и вязкими изюминками. Рядом со мной Эдвард рисовал вид острова из окна напротив. Я следила, как вырисовываются далекие домики, фигурки, рыбацкие сети и овечки. На переднем плане – церковь, сложенная насухо, замшелая каменная стена. Он затенил небо, черные тучи зимы. Пологие склоны холмов с чистой травой.

– Думаю, она очень милая, – ответила я.

Он бросил взгляд через плечо. Я заметила на рисунке окно, из него выглядывает женщина.

– Ты знала, что она приспешница Мосли? – спросил он.

– Кого-кого?

Он все мне рассказал. Про некое политическое движение на большой земле. Про то, как Джоана гордится участием в демонстрациях и уличных протестах. Что ее мамаша была суфражисткой, что Джоана училась в Оксфордском университете и теперь презирает всех, кто с ней не согласен.

– Забила себе голову всякими бреднями.

– Какими именно?

– Ну. Фашизмом, Манод. Опасными идеями.

– Вы в них верите?

– Нет, нет. Я не так уж расположен к политике.

Он рисовал участок темного моря за островом. Домики на том берегу, на большой земле.

Эдвард вырвал листок из блокнота и протянул мне.

– Это тебе, – сказал он.

~

Придя домой, я пришпилила рисунок к стене над кроватью с моей стороны. Линос буркнула, что рисунок упадет на нас, когда мы будем спать. Я не могла отделаться от ощущения, что Эдвард лежит на кровати рядом, с теми же картинами острова в мыслях. Мне казалось, будто я способна заглянуть в будущее, каким запомнится мне остров после отъезда – обросшие крапивой тропинки и тучи птиц.

Линос захрапела во сне, разметав руки мне на грудь. Я шикнула, чтобы она подвинулась. В темноте кричали птицы в поисках своих нор. Я пробежала пальцами по каждой линии рисунка, нащупывая женщину в окне.

Наконец ветер улегся, и мы смогли отплыть на большую землю. Отец взял ржавую лодку. Грязно-серое море подернулось жуткой желтой пеной. Я стояла там, где женщины перебирали утренний улов, загружая его в лодки на продажу. Одна из них сидела на табурете и потрошила морских окуней, бросая их в лоток перед собой. Между деревянными планками лотка сочилась розоватая жидкость, и натекла лужица. Ее руки работали быстро и сноровисто. Женщина выронила разделочный нож, и я нагнулась, чтобы его подобрать. Она пригнулась одновременно со мной, ее ступня стукнула по рукоятке ножа, и тот ударился о мою руку. Я почувствовала острую боль и увидела небольшой ярко-красный порез. Женщина зацокала языком.

– Тебе следует быть поосторожнее, – произнес голос у меня над головой. Эдвард.

– Это случайность.

Он вынул из кармана носовой платок и прижал к моей руке, которая уже перестала кровоточить, но я позволила ему придержать свою руку на моей. Мои пальцы пульсировали в его руке. Когда он оторвал платок, его место занял соленый воздух, и боль отдалась в локте.

– Могу предположить, что тебе не привыкать к порезам рук.

– Что такое?

– Твоя вышивка. Джоана в восторге. Она спрашивала, не могла бы ты написать к ним короткие ярлычки.

– Конечно, – сказала я.

Мы немного постояли в молчании. Я увидела, что отец, стоя у среза воды,