Лисянский - Иван Фирсов

— На «Мстиславе» сбило фок-мачту. Муловский пошел осмотреть поломку по левому борту. Вдруг просвистели один за другим три ядра. Одно из них пробило шлюпку, матросские койки, ударило капитана в бок, он упал, обливаясь кровью. — Эссен перевел дух и грустно закончил: — Подбежали матросы, подняли его и понесли в лазарет, а капитан проговорил: «Братцы, не оставляйте корабль…»

Лисянский тяжело переживал эту утрату. Погиб главный заводила кругосветного вояжа.

Шведская эскадра до осени отсиживалась в базах, и начали вести переговоры о мире.

В следующую кампанию 1790 года шведы все же решили взять реванш на море.

Однако не удалось. Проиграв Ревельское сражение, они дважды пытались вернуть инициативу, но в конце кампании едва унесли ноги, укрывшись в Выборгском заливе.

Только нерасторопность и весьма странная медлительность Чичагова позволили улизнуть шведской эскадре. Среди офицеров прошел слух, будто Чичагов шведами «был подкуплен, чтобы не делать нападения».

Кампания 1790 года еще не закончилась, а шведы, утомленные войной, предложили в августе перемирие и вскоре в местечке Верелэ подписали мир. Густав III отказался от своих претензий и обязался возместить России все затраты на войну. Россия и Швеция остались в прежних границах, сохраняя статус-кво.

Армейские полки потянулись в Россию на зимние квартиры, эскадры флота направились залечивать раны в Ревель и Кронштадт. «Две вооруженные руки державы», как назвал Петр Великий армию и флот, совершенно по-различному функционировали в мирное время. Армия штудировала уставы, муштровала шагистику и ружейные приемы, участвовала в парадах и показных экзерцициях, ожидая, когда правители вновь двинут полки в бойню.

Иное дело флот. Даже в мирное время он является грозной силой, способной без единого выстрела, лишь своей мощью диктовать условия соперникам. Одно присутствие у берегов морской армады с многими сотнями орудий и десантом на борту кораблей заставляло ближних соседей и дальних недругов подчиняться силе.

Другая, не менее важная сторона деятельности любого флота в мирные дни, — приращение территории за счет открытия неизведанных земель. Четыре пятых поверхности планеты покрыто морями и океанами. В их просторах немало архипелагов и островов, тысячи миль неисследованных берегов Африки, Америки, Австралии. Там новые рынки, товары, сырье, дешевые рабы. Это давно и успешно осуществляют ведущие морские державы Европы — Испания, Португалия, Англия. Франция тянется за ними, только в 1769 году первый француз де Бугенвиль совершил кругосветное плавание. Россия пока отстает. Нужны деньги, добротные корабли, отменные мореходы. Только что закончившиеся баталии на Черном море и Балтике доказали, что на флоте есть достойные моряки, умения и отваги им не занимать. Но, плавая от Днепровского лимана до устья Дуная и в Финском заливе, достаточно опытным мореходом не станешь. Единственно в дальних плаваниях, в океанах оттачивают мастерство мореплаватели. Правда, доходили слухи, что и русские люди добрались на Великом океане до берегов Америки. Знает об этом не понаслышке и Юрий Лисянский. Только что он привез из Петербурга книжицу Григория Шелихова «Странствования по Восточному океану к Американским берегам».

Три военных кампании закалили его характер. Он и раньше был не робкого десятка, подобно всем истинным морякам. Ведь море — коварная стихия, где каждая пройденная миля может оказаться последней. Над поверхностью воды в любой момент может разразиться ураган, шторм, буря, а под водой корабль ежеминутно подстерегает невидимый враг — отмели, каменистые скалы, рифы…

Можно сказать, что молодой мичман выдержал первоначальную проверку стойкости характера «водой».

В минувших кампаниях он успешно прошел и первое испытание «огнем». Протяжные визги несущихся неведомо откуда вражеских ядер, пронзительный посвист картечи и ружейных пуль поначалу заставляли прижимать голову до хруста в костях, нагибаться к палубе. Но рядом, как обычно, сновали матросы, управляясь с парусами, копошились у орудий канониры, уводили раненых в лазарет, убирали убитых. Унтер-офицеры и квартирмейстеры, ухмыляясь, искоса поглядывали на молоденького гардемарина. Пример этих людей действовал заразительно и неотразимо, постепенно вырабатывал привычку не обращать внимания на грозящую опасность. «Иначе какая же служба и вахта на военном судне», — подумывал Лисянский. Первые морские сражения заставили повнимательнее изучать обстановку. Из скудных сведений по тактике он знал, что в бою, как правило, успех дела решает правильный маневр корабля. Каким образом ловко уклониться от неприятельского огня, занять выгодную позицию и обрушить на противника в нужный момент всю мощь бортового залпа — в этом суть командирского искусства.

По ходу боев Юрий присматривался не только к действиям своего командира, но и старался оценить успешность и правильность маневра соседних кораблей. Когда стихал гром пушек и противники утихомиривались, в кают-компании долго велись жаркие споры по итогам минувших баталий. Мичман Лисянский, как правило, прислушивался, в полемику не ввязывался. К концу войны у него сложилось убеждение, что далеко не все командиры четко представляют, как действовать в различных ситуациях, имеют совершенно различные понятия о правилах ведения боя. «Видимо, не все предусмотрено в Морском уставе», — размышлял мичман Лисянский.

Вскоре после окончания войны он покинул «Подражислав» и получил назначение на транспорт «Эммануил», отбитый в свое время у шведов.

На «Эммануиле» плавал в Ревель, Ригу. По службе командиром аттестовался исправно — «в должности знающ».

Кампанию 1792 года они плавали с братом врозь. Анания два года назад перевели в Морской корпус, и теперь летом он ходил в практические плавания с гардемаринами.

Незаметно подкралась осень, кампания на море заканчивалась, корабли становились на прикол. Экипажи переселялись на берег.

Лисянские первую зиму встречали вдвоем на берегу.

«Эммануил» разоружился на зиму, и Юрий забежал по привычке в портовую канцелярию справиться о почте. Там второй месяц лежало письмо из Нежина, и, не распечатывая его, Лисянский поспешил к брату.

Летом они сняли небольшую комнату на Галкиной улице и теперь каждый свободный день проводили вместе.

Юрий подвинул свечу. Отец писал о нежинских новостях, жаловался на здоровье, звал сыновей погостить.

— Пора батюшку навестить, — проговорил Юрий, прочитав письмо. (В кадетском корпусе было не по средствам, потом война все перемешала.) — Кампанию на тот год отплаваем и айда вдвоем в Нежин. Старик скучает, заждался.

— Пожалуй, ты прав, — согласился брат.

Юрий взял с комода небольшую книжку. С недавних пор он стал дорожить этими редкими зимними часами на берегу, когда не шатало и не бросало, не свистел ветер в снастях, не слышались рядом под ухом всплески волн за бортом, тянулись томительно в полусонном сознании минуты ожидания вестового, который осторожно, но настойчиво разбудит и пригласит на очередную вахту.

Открыв книгу на закладке, он углубился в чтение записок Шелихова.