Лицом к лицу - Александр Николаевич Кутатели

при выборах правления союза печатников, который меньшевики считали своей «наследственной вотчиной». Совершенно неожиданно для них в новое правление были избраны только коммунисты. Меньшевики не утвердили его и назначили новые выборы. Здание, в котором они происходили, было оцеплено агентами Особого отряда, немало было их и в самом помещении, где шло голосование. Вновь был пущен в ход весь арсенал клеветы и измышлений против коммунистов и Советской России, и все же сколоченный меньшевиками блок получил всего лишь на один голос больше, чем коммунисты.

Во время выборов один рабочий, старый член меньшевистской партии, подал голос за коммунистов. В ответ на удивленные вопросы, чем вызвана эта его измена, он расстегнул куртку и показал голое тело:

— Вот она, меньшевистская программа, — без рубахи хожу!..

НА ПАРАДЕ

С приездом в Тифлис верховного комиссара Франции А. Шевалье и в Батум — адмирала Дюмениля агрессивные действия меньшевистского правительства против советских республик (Азербайджана и Армении) и репрессии против большевиков внутри страны усилились.

Из документов 1920 г.

1

12 декабря, в День Народной гвардии, был назначен парад войск тифлисского гарнизона.

С самого утра пехотные, кавалерийские и артиллерийские части начали прибывать к месту парада, выстраиваясь по обеим сторонам проспекта Руставели и Ольгинской улицы. Парад возглавляли военное училище и унтер-офицерский батальон, выстроившиеся возле бывшего дворца наместника, в котором помещалось теперь Учредительное собрание. Воинские части замыкала рота бронеавтомобилей, стоявшая на Ольгинской улице, возле самого моста через реку Верэ, откуда шла дорога в Сабуртало.

День был пасмурный, холодный.

Желая посмотреть парад, Корнелий встал рано, надел шинель и вышел из дому. У ворот сквера, что напротив аптеки Земмеля, его остановил бледный, худой парень в солдатской шинели. Корнелий сразу же узнал Каро Яралова. Через плечо у него висела неразлучная гармоника.

Каро увлек Корнелия в сквер и там, за клумбой, где никто не мог их слышать, вопросительно взглянул на него своими большими, черными, красивыми глазами:

— Ты куда?..

— Хочу посмотреть парад, — рассеянно ответил Корнелий.

— Только посмотреть? А не согласишься ли ты заодно сделать полезное дело?

— А именно?..

— Дело такое… Тут недалеко стоит артиллерийская бригада. Походи среди солдат, должно быть, найдешь знакомых, раздай листовки. Мне туда никак нельзя пройти…

Предложение застало Корнелия врасплох. Он с опаской взглянул на гармонику, в которой Каро обычно прятал листовки, и попытался найти отговорку:

— Но я никогда не выполнял подобных поручений… Не знаю, как…

— Трудного здесь ничего нет, — перебил его Каро. — Возьми листовки и осторожно раздай солдатам.

Видя, что Корнелий колеблется, Каро сделал такую гримасу, точно хотел выругаться.

— Эх, ты, а еще студент, а еще писатель! Думаешь, если написал рассказ или порассуждал насчет революции, то больше от тебя ничего не требуется?

Корнелий взглянул на Яралова и вспомнил, как месяцев девять тому назад Каро и Мито, скрываясь от агентов Особого отряда, пришли к нему. Тогда Корнелий позавидовал Яралову и подумал, что иной простой, скромный подпольщик приносит пользы гораздо больше, чем десятки досужих философов и поэтов. И вот теперь, когда ему, Корнелию, представляется случай по-настоящему принести пользу революции, он задумывается и робеет.

— Так говори, берешься ты за это дело? — не дождавшись ответа, спросил Яралов. — Я свое дело сделал, мне нужно смываться…

Сердце Корнелия глухо забилось. Он кивнул головой в знак согласия. В ту же минуту Каро ловко извлек из потайного местечка гармоники пачку листовок и сунул ее Корнелию за борт шинели. Потом, хитро подмигнув, пожал руку и быстро исчез.

Корнелий вышел из сквера и нерешительно направился к Верийскому базару. Он бледнел от каждого брошенного на него взгляда. Ему казалось, что все проходившие мимо поглядывали на внутренний карман его шинели. Листовки жгли ему грудь. Однако, совладав с собою, он убедился, что никто не обращает внимания на него. Все были заняты разглядыванием войск, выстроившихся вдоль улицы.

Он приободрился. Не доходя до базара, заметил ездовых Капло Вардишвили и бывшего фургонщика Коко Киладзе, с которыми когда-то подрался в Сабурталинских казармах. Корнелий решил, что, значит, где-то поблизости должна стоять батарея капитана Алексидзе. И он не ошибся. Пройдя еще несколько шагов, увидел в толпе, осаждавшей пивную, своих товарищей по батарее — композитора Георгия Мчедлишвили, художника Уча Чигогидзе, студента Ладо Метревели и журналиста Качкачишвили, который сразу же принялся укорять Корнелия за то, что он в такое тяжелое для Грузии время не в армии.

Не вступая с ним в спор, Корнелий отвел в сторону Гига Хуцишвили и стоявшего рядом с ним солдата Ладо Паркадзе, бывшего рабочего-металлиста, и передал им листовки.

— Раздайте солдатам, в них говорится о том, что́ сейчас интересует каждого, — скороговоркой пояснил он.

Несколько десятков листовок Корнелий сам успел раздать солдатам, слонявшимся по базару.

Выбравшись обратно на Ольгинскую улицу, он пошел по направлению к табачной фабрике. Повсюду, разбившись на группы, солдаты читали прокламации.

Несмотря на то что власти обнаружили и разгромили хорошо оборудованную нелегальную типографию, Центральному Комитету Коммунистической партии удалось отпечатать прокламации в большом количестве и организовать их распространение. Печатали прокламации Батломе Махатадзе и Вано Хахуташвили в дидубийской подпольной типографии, которая так и не была обнаружена. Распространение листовок поручили молодым рабочим Каро Яралову, Васо Маруашвили и Васе Томилину.

В одной из групп солдат внимание Корнелия привлек коренастый парень: наклонив голову и приложив к уху заскорузлую ладонь, он силился расслышать, что́ читают товарищи.

— Ничего не разберу, плохо слышно… — повторял солдат нетерпеливо.

Корнелий подошел к нему вплотную и сунул ему в руки листок.

— На вот, почитай сам. — Затем, раздав остаток прокламаций обступившим его солдатам, пошел обратно.

Дойдя до переулка, выходившего на Анастасьевскую улицу, Корнелий увидел в толпе нескольких своих знакомых и среди них Геннадия Кадагишвили, о чем-то возбужденно разговаривавшего с офицерами. Корнелий подошел ближе и поздоровался с ними.

— Одним словом, — продолжал с возмущением Кадагишвили, — устроили для ваших солдат читальню под открытым небом, а вы…

— А что мы? А что вы прикажете нам делать? — волновался один из офицеров.

— И чего только смотрят власти?! — возмущался низенький мужчина в черной шляпе, у которого над верхней губой топорщились короткие усы. Корнелий узнал его. Это был один из крупных чиновников — Павел Купрадзе, прозванный Тараканом.

Таракан поклонился Корнелию и проводил его недоброжелательным взглядом. Чуть поодаль мужчина в черном драповом пальто и низкой каракулевой папахе громко ораторствовал, потрясая смятой прокламацией:

— Это же прямой призыв к восстанию! Куда же дальше?! Нет, господа, правительство, которое не примет экстренных мер, я вам прямо скажу, долго не просуществует. Довольно нам миндальничать с