Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин

"А теперь запомните, что я вам скажу: мир составляют самые разные люди, как в Америке, так и где бы то ни было ещё, и вы не должны судить обо всех нас по отдельным индивидам, с которыми вы, возможно, столкнётесь вначале. Будущее, вероятно, сейчас видится вам весьма смутным и даже пугающим, но не забывайте пророчество пожилой дамы, обладающей большим жизненным опытом, а именно: в конечном итоге всё будет хорошо. Меня зовут миссис Крамп, и я уверена, что мы свидимся снова, и тогда вы расскажете мне, какую сильную привязанность вы стали к нам испытывать и что, возможно, даже потеряли всякое желание нас покидать".

С того дня я всегда считала её напутственные и пророческие слова настоящим приветствием, полученным от Америки, и очень надеюсь, что когда-нибудь увижу её снова и скажу ей, что она была права.

На излёте жаркой июльской ночи пребывание на моей верхней полке совершенно невозможно было назвать приятным, и пока я вертелась, извивалась и избивала все бока, сначала пытаясь раздеться, а позже, всё-таки совершив этот дикий подвиг, изо всех сил стараясь устроиться поудобнее, я бурчала всевозможные гадости о неэффективности и недостатке комфорта американских спальных мест. Я всегда думала, что они были верхом практичности и удобства, но, когда истина открылась мне, поняла, что это было моим вторым разочарованием за прошедшие сутки после улиц Нью-Йорка, не оказавшихся сплошь застроенными сияющими небоскребами из сверкающей стали и белоснежных кирпичей. Всё жарче и жарче становилось на моей полке, всё громче и громче раздавался хор из различных оттенков храпа вокруг меня, и в то же время, где бы мы ни делали остановку, какофония стрельбы, хлопков и треска, несмотря на столь раннее утро, упрямо не прекращалась.

"Сей фейерверк – это тоже личное приветствие мне от Соединённых Штатов", – подумала я, тут же вспомнив другое приветствие, полученное десятью годами ранее, когда однажды утром мы с моей мамой осматривали достопримечательности славного города Ростов Великий. Мы только что прибыли туда поездом и разъезжали по его улицам в дрожках, когда моя мама вдруг немного ворчливо заметила:

"А знаешь ли ты, Вишенка, что в старину, когда в город приезжал ростовский князь или княгиня, все церковные колокола в его кремле" (а кремль Ростова Великого является одним из лучших в России) "зачинали заздравный перезвон. Но вот я здесь," (а она была урождённой княжной Лобановой-Ростовской), "проезжаю через город, где в средние века правили ростовские князья, – и ни один колокол меня не приветствует!"

Едва она договорила, как над городом внезапно разнёсся оглушительный звон церковного благовеста. Раскат за раскатом сотрясал вокруг нас воздух, словно волны океана восхитительных звуков, и я в экстазе восторга подняла высоко над головой руки с ощущением пловца, готового нырнуть в эти волны.

"Ох, Маззи39!" – выдохнула я, поворачиваясь к маме, но тут же прервавшись и оставив свои слова невысказанными, поскольку увидела, как та сидит в потрёпанных старых дрожках прямая, как стрела, с высоко поднятой головой, сияющими глазами и выражением самозабвенного счастья на лице.

Затем, так же внезапно, как и начался, перезвон смолк, и мы благоговейно воззрились друг на друга. Но, принадлежа к более молодому, любознательному и непочтительному поколению, я была первой, кто нарушил молчание.

"Отчего так сейчас звонили церковные колокола?" – робко спросила я извозчика, всё ещё витая в своём волшебном мире.

"Отчего? – буркнул он хриплым голосом, повернувшись на ко́злах и обдав нас смрадом перегара, – ну-у … оттого, вестимо, шо воскресенье нонче". Это разрушило чары, вызвав у нас приступ хохота. Однако вечером, когда мы, уже сидя на палубе парохода, что нёс нас вниз по Волге к Каспийскому морю, смотрели на луну и глубоко вдыхали приносимый лёгким ветерком с берега аромат свежескошенного сена, моя мама мечтательно произнесла: "Но всё же колокола и вправду зазвонили, так что я получила от Ростова желанное приветствие".

Это воспоминание вернулось ко мне так чётко, что я, не в силах больше лежать или даже сидеть на душной полке, спустилась вниз и вышла на открытую площадку в задней части вагона. Там я и стояла, когда мы подъехали к станции миссис Крамп, где я увидела её ещё раз вышедшей на платформу.

"Удачи и оревуар!40" – крикнула она, махая рукой, когда поезд тронулся, и вскоре я уже с замиранием сердца наблюдала, как исчезает вдалеке её подтянутая низенькая фигурка, безнадёжно осознавая, что вновь потеряла дорогого друга.

Мы ехали всё дальше и дальше в течение всего этого долгого, жаркого, пыльного дня, и я тоскливо смотрела в окно на бесконечные, выжженные солнцем равнины Среднего Запада. Время тянулось мучительно, и когда всё же мы добрались до великого города Метрополь, мне показалось, что я провела в этом поезде целую вечность. На вокзале меня никто не встретил, и, памятуя об инструкциях из письма Хайрама, я попросила носильщика проводить меня на поезд до Рассвета. Он спросил меня, хочу ли я сесть в пульман или в дилижанс41, на что я, зная по опыту последних двух дней, что такое пульман, и будучи совершенно несведущей в дилижансах, за исключением того, что, как я смутно помнила, они запрягаются лошадьми, быстро ответила с отстранённым видом путешественника-ветерана: "В пульман, пожалуйста". И невозможно описать моё смятение, когда, стоило мне устроиться поудобнее, вошёл кондуктор и, поглядев на мой билет, вежливо попросил доплатить за место в пульмановском вагоне. В ужасе я молча уставилась на него, слишком хорошо зная, что у меня в кошельке осталось всего три цента, в то время как он удивлённо таращился на меня, очевидно, недоумевая, почему же я никак не выдам ему запрошенную сумму. Покраснев до корней волос, я пробормотала: "О, мне так жаль, я не знала, и у меня совсем нет денег", – и мучительные видения того, как меня ссаживают с поезда, пронеслись в моей голове. Но мужчина, видимо, абсолютно не рассердившись и не расстроившись из-за эдакой информации, просто заметил, выбрасывая в окно свою жевательную резинку: "Тогда вам придётся пересесть в дилижанс, мэм", – чем вызвал у меня большое облегчение. С лошадьми или без оных, дилижанс вмиг представился мне безопасным убежищем, где мне будет дозволено продолжить своё путешествие до Рассвета, и я последовала за мужчиной, шедшим впереди с моими чемоданами, стараясь не замечать удивлённых взглядов других пассажиров.

Нерадушный приём

Когда наконец поезд остановился в Рассвете и я